Дорога на плаху - [53]

Костячный собрался вызвать к себе презираемого им Кира Обмороженного, но болван не знает, где сейчас живет Евгения. На той квартире, где жила с мужем ее сейчас нет. У родителей? Черт, кто же ее родители, вернее воспитатели? Кто родители — он знает. Без афганца не обойдешься. Обморозок туп и ничего не добьется. Евгению можно найти через ее бывшего мужа — Кузнецова Анатолия. Так, кажется, его зовут. Евгения повторяла его имя, когда она едва ли не в беспамятстве лежала на столе.

Работает Анатолий в компьютерном центре. Несчастная семейка. Он слышал, что у Евгении первый ребенок тоже родился неполноценный и умер. Ребенок от Кузнецова. Сама Евгения ему говорила. Произошло это в пылу страсти, на любовном ложе среди роз: «О, какой ты мощный, какой страстный, как мой Толя, но он неполноценный, дети от него умирают, от тебя они рождаются сильные». Он тогда нашлепал ее по щекам и сказал, чтобы не смела даже и думать о детях от него. Но она его обманула, тайно выносила плод, и он родился уродом. От Кузнецова — тоже.

Костячный уж в который раз в течение часа замирает словно пронзенный.

— От Кузнецова — тоже, — наконец повторил он роковую фразу. — Надо найти этого человека.

Костячному стало жутко.

Из задумчивости его вывел телефонный звонок.

— Игорь? — спросил знакомый голос.

— Да, я слушаю, — мертвенным голосом ответил он.

— За конторой наблюдают. Все.

Связь прервалась.

Этот Митин полный идиот. Кто наблюдает? Его соперники по предвыборной гонке в поисках на него компромата? Он об этом знает. Это не ново, сам уже двоих разделал под орех. Менты? У них на него ничего нет. Если роют в отношении Евгении, то надо действовать быстро и осторожно.

В то время как Борис Петраков направлялся на поиски улик против Костячного, Климов взвешивал всю информацию об этом человеке. К нему было много вопросов не только в связи с делом Савиновой, но и связанных с его коммерческой деятельностью. Слишком много наследил в начале своей карьеры. Вытрясут из него ответы, как пух из подушки, в этом он не сомневается. Но Сергея Петровича сейчас беспокоила судьба Евгении Кузнецовой, разгадать ее тайну до конца — теперь дело его чести.

Климов раскрыл старое дело Костячного. Всмотрелся в холодные глаза стриженного под армейский бокс молодого человека, сравнил их со снимками усатого средних лет мужчины с жестким взглядом черных глаз и почти не уловил сходства, хотя на снимках один и тот же человек с разницей в два с половиной десятка лет. Безусловно иной облик рисовали усы, годы, пережитые эмоции, меняющие не только внешность, но и характер. В судьбе, которую он изучал, любовь и криминал тянулись как два берега одной реки и, вливаясь в озеро, соединяясь в одно целое, породили трагедию неразделенной любви. Она же превратила жизнь других в безысходную драму. В чем виновен тот симпатичный молодой человек, стоящий на снимках рядом с Евгенией? В том, что он был пылко влюблен? В чем его грех, что судьба так жестоко посмеялась над ним и его невестой, столь же жизнерадостной и влюбленной?

— Дети расплачиваются за ошибки и грехи родителей, — тихо промолвил генерал.

Климов пододвинул фотографии, с которых на него смотрели улыбающиеся Евгения в подвенечном платье и симпатичный юноша. Ему было двадцать лет, как и тому человеку, чьи снимки в анфас и профиль навечно вклеены в пожелтевшее уголовное дело. Почти копия. Разница в настроении. У одного оно хмурое, у другого в глазах любовь и счастье. Несомненно, жизнерадостный юноша и этот хмурый уголовник отец и сын. Сергей Петрович это понял еще в квартире у Рябуши, когда впервые увидел снимки Анатолия. Сейчас он подтвердил свою догадку.

Драма человеческих судеб перехлестнулась настолько зловеще, что Климову сделалось не по себе. Он налил в стакан воды из графина и залпом выпил.

«Только бы Петраков разыскал хоть какие-то документы», — подумал Климов. И сейчас же в селекторе услышал взволнованный голос дежурного по управлению:

— Сергей Петрович, Петраков тяжело ранен в грудь. Его доставили к хирургам, идет операция.

— Кто еще знает об этом? — дрогнувшим голосом спросил генерал.

— Двое ребят из вашей бригады и я.

— Никому ни слова об операции. Разыщи оперативников и передай им приказ молчать. По управлению объяви, что Петраков, возможно, убит.

— Есть, но он еще жив.

— Выполняйте. Ко мне группу захвата.

Телефонный звонок вывел Костячного из транса. Игорь вызвал Николая Парфенова, и когда тот вошел, сказал:

— Едем с тобой в компьютерный центр. Расспросишь одного парня, где живет сейчас Евгения Кузнецова. Там решу, как поступать дальше. Но пусть Обмороженный будет готов.

— Кто этот парень, я его знаю? — спросил Николай, когда они ехали на «Мерседесе» по оживленному проспекту города.

— Кузнецов Анатолий, ты его должен узнать в лицо без подсказки, — сказал Костячный и сделал паузу, — по моей физиономии. Я со стороны понаблюдаю.

— Раскидал ты, Игорек, отпрысков, — изумился Николай.

— Заткнись, — зло оборвал верного пса Игорь, — спроси адресок его стариков. Нанесем безобидный визит.

«Зацепило за живое шефа, — думал Николай, — нервничает, не доверяет. Раньше все грязные и мокрые дела на меня свешивал. Тут сам. Я то вижу, почему? Актриса Савинова давно не загадка. Евгения — тоже. Слишком уж похожи. Она и Савинова. Я тогда голову ломал. Выходит и парень, к которому едем — его сын? Ну, дела! Как в страшном сне. Надо бы когти рвать. Но разве живым отпустит. Слишком много знаю. Выход один — шлепнуть самого, тогда рвать когти. Пожил. Но к этому надо подготовиться: его голыми руками не возьмешь. Тянуть долго — менты заметут, не успею. Савинова для него стала тем айсбергом, на который напоролся „Титаник“».