Дорога к счастью - [75]

— Если не вышла, то, небось, не будет ждать тебя до старости лет! — буркнула сестра, раздосадованная его равнодушием. — Говорят, Измаил, — он конокрад, правда, но самый видный из женихов аула, — он, говорят, без ума от нее.

— А она как на это смотрит?

— Много разговоров ходит по аулу. Девушка, наверное, вела с ним обычные шутливые разговоры, потом, когда тот возымел серьезные намерения жениться, она отступилась. Тот принял это за оскорбление. Одно время стали поговаривать, что Измаил увезет ее насильно. Родители, кажется, непрочь выдать ее за Измаила. Но она противится, ни за что, говорят, не хочет выходить за него.

— Увезет, ты говоришь! Нет, теперь не те времена! — с неожиданной горячностью возразил Биболэт.

— А ему что! — твердо сказала Айшет. — Мало ли он душ погубил! Такой не задумается, увезет, заставит девчонку примириться с неизбежностью, и тогда дело уладят между собой по адату и скроют от суда.

Слова Айшет напомнили Биболэту об условиях, в которых живет Нафисет, и он понял, что такая опасность вполне реальна. Сердце его сжалось тревогой. Уже не слушая Айшет и сказав, что у него в аулсовете срочное дело, он торопливо вышел.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Придя в помещение комсомольской ячейки, он послал какого-то паренька за Доготлуко. Когда тот явился, он попытался окольными путями расспросить его о Нафисет. Но у Доготлуко было свое дело, которое больше всего занимало его в этот момент.

— Как хорошо, что ты приехал, Биболэт! — радостно кинулся он навстречу другу. — Сегодня у нас комсомольское собрание, и ты сделаешь нам доклад о международном положении. Правда, я не совсем надеялся, что ты приедешь, но на всякий случай обнадежил комсомольцев, что доклад будет… Вот и славно вышло!

Первый раз в жизни у Биболэта появилось желание увернуться от общественной нагрузки, но, подумав, он не нашел возможным отказаться. «К Нафисет можно пойти и завтра. Если бы она заболела или что-нибудь с ней случилось, Доготлуко, наверное, сам бы сказал. Нельзя упускать возможности рассказать аульским комсомольцам о том, что делается в мире», — решил он.

Комсомольское собрание было открытое, и, кроме актива, пришло немало аульчан. Биболэт позабыл о своей тревоге за Нафисет и так увлекся, что докладывал часа полтора, а потом долго отвечал на вопросы. Время незаметно перевалило за полночь.

Когда собрание окончилось и Доготлуко остановил поднявшихся людей, чтобы сделать какое-то объявление, ночную тишину прорвал далекий пронзительный крик. Вслед за криком послышались выстрелы. Доготлуко стремглав бросился к двери, крикнул на ходу:

— Комсомольцы, за мной!

…Вспоминая впоследствии эту ночь, Биболэт не мог восстановить путь, по которому они бежали. Он помнил только, что приходилось перепрыгивать через плетни, продираться сквозь заросли кукурузы. Собаки с лаем преследовали их. Со всех концов раздавались встревоженные крики: «Что случилось? Что случилось?»

Казалось, весь аул кинулся бежать в одном направлении — к дому Устаноковых. О том, что все устремились туда, он догадался лишь по слышанной в пути перекличке двух голосов:

— Что случилось? Что случилось? — спросил кто-то испуганно.

— Дочь Устаноковых увезли! — ответил другой на бегу.

У ворот дома Устаноковых Биболэт наткнулся на группу темных фигур. В середине группы билась и причитала какая-то старуха, повидимому, мать Нафисет:

— Молния черного несчастья ударила в мой дом! Пустите меня! Я знаю, кто обрушил на меня несчастье! Если у вас есть капля человечности, пустите меня, я подожгу их дом, как они подожгли мой дом несчастьем! Аллах, аллах, закрылись все двери моего дома, никогда в них больше не заглянет счастье и радость!

Она вырывалась из рук, удерживающих ее. А за воротами, во дворе, кто-то нелепо топтался на месте и хриплым старческим голосом исступленно выкрикивал:

— Люди добрые, скажите, что это такое? Разве такое на свете бывает! Неужели не осталось в людях ни человечности, ни боязни греха? Проклятие падет на них!

Кто-то, уговаривая причитающего человека, назвал его по имени — Карбеч. Старик не унимался и продолжал ошалело топтаться на месте. Выйти за ворота он не мог, потому что даже в эту минуту помнил, что там находится его невестка, с которой, хотя она тоже старуха, ему по адату не полагается видеться.

Неподалеку от толпы, окружавшей Хымсад, скучилась другая группа людей. Оттуда тоже слышался взволнованный говор. Биболэт и Доготлуко подбежали к этой группе и увидели, что люди окружили тачанку, в которую была впряжена одна лошадь, тогда как другая в упряжи лежала на земле, сотрясаясь мелкой дрожью и обдавая присутствующих потным угаром. Кто-то, задыхаясь, рассказывал собравшимся:

— «Остановись! — крикнул я. — Остановись, стреляю!» — И выстрелил в погонщика. Не знаю, попал или нет, но погонщик свалился в кузов. Хотел стрелять в сидевших на заднем сидении, но там среди них — девушка, и я боялся попасть в нее. Тогда я прицелился в лошадей и выстрелил. Как только лошадь упала и тачанка остановилась, кто-то из них открыл стрельбу. Понимаете: я боюсь стрелять в них, потому что там девушка, а он спокойно метит в меня. Пока мы перестреливались, остальные подхватили девушку и скрылись.