Дорога к счастью - [71]

Однако, когда она приступила к письму, робость вновь овладела ею. Слова ложились на бумагу плоские, чужие, как простая благожелательность далекой знакомой. Написав и запечатав письмо, она с неделю носила его на груди под платьем и, наконец, отважилась попросить Доготлуко отправить письмо.

Ожидание ответа стало той спасительной соломинкой, за которую ухватилась ее отчаявшаяся душа. Если бы она получила хоть маленькую весточку от Биболэта, она была бы способна бороться со всем миром. Страх перед Измаилом несколько отступил в эти дни, и все мысли и надежды сосредоточились на ожидании ответа. Когда приходил Доготлуко или кто-нибудь из комсомольцев, она бросалась навстречу, — вот он, наверное, несет ей письмо… Но каждый раз напрасно. Мгновенно угасала радость на лице, и девушка мертвенно бледнела.

Так прошел месяц — ответа не было. Прошли два, три месяца — Нафисет уже перестала ждать. Однако на самом донышке сердца все еще теплилась далекая, слабая надежда. «Может быть, он не получил письмо, мало ли что могло случиться! Не может быть, чтобы Биболэт так пренебрежительно отнесся к ней… Такими ясными, искренними глазами смотрел он на нее в тот памятный вечер…»

…И когда Доготлуко предложил ей поехать с ним и Мхаметом на праздник автономии в район и, словно не подозревай ничего, как бы между прочим, сказал: «Возможно, что мы там встретим нашего знакомого — Биболэта!», — она радостно вспыхнула и растерянно спросила:

— Разве он не в Москве сейчас?

— Нет, я слышал, что он в Краснодаре, — спокойно сказал Доготлуко. — Это, должно быть, правда, потому что сейчас летний перерыв в учебе. Если он действительно в Краснодаре, то, наверное, приедет на праздник. Приятно было бы встретить его, — хороший парень…

Нафисет, вся зардевшись в смятенном волнении, промолчала, что-то сосредоточенно соображая.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Доготлуко и Мхамет, выйдя из помещения районного исполкома, направились к бакалейной лавчонке, находившейся напротив.

Люди, сидевшие в тени крыльца у лавки, лениво переговаривались, глядя в сторону выгона, где под августовским солнцем переливалось стеклянно-синее марево.

— На реку похоже, — сказал один из сидевших, мужчина средних лет.

— Ты что же, Мос, впервые, что ли, видишь переливы испарения? — насмешливо спросил сидевший рядом с Мосом человек.

Доготлуко и Мхамет остановились, залюбовавшись сказочно красивым зрелищем. Верховой въехал в марево, и силуэт его тотчас же переломился, как отражение в воде.

— Действительно, на реку похоже, — сказал Доготлуко и легонько подтолкнул Мхамета.

Они вошли в лавку.

Когда, купив табаку, они снова вышли на крыльцо, — люди сидевшие в тени, говорили уже о всаднике.

— В пиджаке, в русской шапке и в седле крепко сидит, — должно быть, коммунист! — сказал тот, которого назвали Мосом.

— Занятные люди — эти коммунисты! — задумчиво отозвался один из собеседников. — Про них болтали бог знает что… А оказывается, они умеют сидеть в седле крепко, как и на земле твердо стоять. Настоящие мужчины — это они.

— У этого — адыгейская посадка, — сказал третий, кивнув головой в сторону приближающегося всадника.

Мхамет вгляделся в верхового и вдруг обрадованно крикнул:

— Да ведь это Биболэт!

— Он самый, — сказал Доготлуко и, быстро сбежав с крыльца, окликнул всадника:

— Биболэт!

Всадник круто осадил коня и спрыгнул наземь.

Друзья обнялись. После первых отрывочных слов и радостных восклицаний Биболэт спросил, кто еще приехал с ними из аула.

— Самая красивая и самая славная девушка аула приехала с нами, — загадочно сказал Мхамет.

— Кто же именно?

— Самая достойная и самая красивая из наших девиц…

— Одним словом, Нафисет, — прибавил Доготлуко, прекращая игру в загадки.

— Нафисет приехала! Где же она остановилась? — горячо вырвалось у Биболэта.

— Тут, у знакомых.

— Если ты крепко попросишь нас, мы поведем тебя к ней! — хитро усмехаясь, сказал Мхамет. — Она теперь уже не та, какой ты знал ее несколько лет назад… замечательная девушка!

— А как у нее с учебой?

— С учебой ничего пока не вышло, но она все же развитая стала. Одна из первых активисток нашей ячейки. Умная, выдержанная, все мечтает учиться, — сообщил Доготлуко.

— Мне непременно надо повидать ее.

— Если ты, по своей привычке, будешь ходить вокруг да около, ты никогда не доберешься до женитьбы! — засмеялся Мхамет. — Ты попроси нас с Доготлуко, и мы в два счета обтяпаем свадьбу! Вот пойдем сейчас с нами и сразу начнем дело.

— Нет, сейчас я не могу, — сказал Биболэт. — Я хотел еще вчера приехать, но заезжал домой и задержался. А теперь должен немедленно явиться в райком. Вот вечером, когда освобожусь, встретимся и обязательно пойдем.

— Надо пойти и повидать ее, Биболэт, — сказал Доготлуко с какой-то скрытной озабоченностью. — Нафисет носит в сердце обиду на тебя… Не знаю, чем ты провинился.

В словах Доготлуко о Нафисет открыто проявилось его сочувствие к девушке и забота о нем, Биболэте. Да и во всех обстоятельствах встречи, в том, как Доготлуко без обычных многословных приветствий заговорил с ним, Биболэт почувствовал, что перед настоящий друг.

«Откуда возникла такая сердечная близость? — думал он. — Мхамета я знал давно, но наши отношения с ним не пошли дальше приязни. А вот Доготлуко — тот кажется испытанным и близким другом, хотя я только второй раз вижусь с ним!» — думая так, Биболэт внимательно разглядывал Доготлуко.