Дорога к счастью - [56]

Так они пролазили по лесным дебрям весь день. К вечеру, когда оба друга уже считали свои усилия напрасными и подумывали о возвращении, они вдруг набрели на свежий лошадиный след и пошли по нему. Некоторое время след тянулся по старой лесной тропе, затем, круто повернув по бездорожью, направился в чащу; по примятой траве видно было, что лошадь прошла здесь не так давно.

След завел друзей далеко в глубь чащи. Вдруг Доготлуко, шедший впереди, предостерегающе поднял палец и остановился, прислушиваясь. Тыхуцук тоже застыл на месте.

— Кажется, лошадиный храп… — тихо сказал Доготлуко.

Минуты три простояли они, напряженно прислушиваясь. Послышался отдаленный, еле уловимый, всхрап лошади. Оставив след, с наганами наготове, они стали осторожно пробираться по этому звуку, который повторялся время от времени.

Вскоре они стали различать удары копыт о землю. Наконец чащу прорезало ослепительными просветами — перед ними была поляна, с которой уже отчетливо доносились звуки, не оставлявшие никакого сомнения: там паслась лошадь.

Осторожно раздвинув листья, Доготлуко выглянул. Посреди большой поляны стоял великолепный гнедой конь, привязанный длинной веревкой. Кроме лошади, на поляне ничего и никого не было.

Тыхуцук, томимый ожиданием, не вытерпел, подполз сбоку и тоже выглянул. Но увидев гнедого коня, он схватил Доготлуко за руку и, забыв о всякой осторожности, вскрикнул:

— Конь Дархока!

Он не договорил — ладонь Доготлуко закрыла ему рот.

Тыху окаменел, устрашенный собственным голосом, а Доготлуко тотчас же устремил глаза на поляну. Долго сидели они, затаив дыхание. Но на поляне никого не было, кроме коня, который перестал жевать и стоял, насторожив уши. Наконец оба друга облегченно вздохнули, и Доготлуко, отвернувшись от своего наблюдательного окошка, вопросительно посмотрел на Тыху. Возбужденный Тыху скороговоркой шепнул на ухо Доготлуко:

— Конь Дархока! Факт! Как только взглянул, сразу узнал. В тот день, когда он хлестнул меня, он был на этом гнедом.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Друзья просидели до вечера, наблюдая за конем и поляной. Однако никто не появлялся. Продежурили и ночь, засыпая по очереди. И ночью никто не пришел.

Утром они съели остатки провизии. Тыху предложил было обшарить окрестности поляны, но Доготлуко не согласился.

— Нет. Пусть он не видит наших следов. Если мы еще начнем бродить по окрестностям, он наверняка обратит внимание. Он осторожен, как матерый волк. Лучше сделать так: перейдем и засядем в том выступе леса, ближе к коню. Придет же кто-нибудь к коню!

Они переменили место. Новая засада была лучше: отсюда были видны все уголки поляны.

Солнце уже давно перевалило зенит. Вынужденная неподвижность становилась невыносимой. Нервы, уставшие от томительного ожидания, напряглись до предела. Хруст ветки заставлял настороженно вздрагивать, тревожный крик птицы будил трепетную надежду — «наконец-то»… Но снова никто не появлялся. Особенно тягостно было ожидание для непоседливого Тыху. И голод давал себя чувствовать. Но больше всего мучила жажда, — воды поблизости не было.

И конь, не пивший почти целые сутки, давно перестал пастись и стоял понуро, с увядшими ушами.

Ребята все больше склонялись к мысли увести лошадь и вернуться домой. В конце концов так и решили: если до заката солнца никто не покажется, уйти, захватив с собой лошадь.

Мучительно медленно сползало солнце до высоты большой осины, росшей на другой стороне поляны, и постепенно скрывалось за ее верхушку. Тень дерева перекинулась, как мост, через поляну.

Вдруг ребята увидели, как конь встрепенулся и, заострив уши, начал напряженно вслушиваться. Они удвоили бдительность, глядя в ту сторону, куда смотрел конь. С дерева по ту сторону поляны стремглав слетела сойка, оглушив лес встревоженным криком. Доготлуко сосредоточил внимание на этом деревце.

Спустя некоторое время, показавшееся Доготлуко бесконечно долгим, в густом зеленом окаймлении поляны как будто шевельнулась ветка, — и снова все застыло. Доготлуко уже решил, что движение ветки ему просто померещилось. Однако спустя еще немного та же самая ветка отодвинулась и показалась человеческая голова в серой каракулевой шапке. Конь громко заржал, голова быстро скрылась обратно в ветвях. Затем снова показалась. Наконец человек вышел из чащи.

Доготлуко никогда не видел и не знал в лицо Дархока. Но Тыху, как только увидел человека, возбужденно сжал локоть Доготлуко, едва сдерживаясь от крика.

Невысокий, крепко сколоченный, плечистый человек остановился на опушке. На нем была не то короткая зелимханка, не то бешмет темносинего цвета. Через плечо висел кавалерийский карабин и с правого бока виднелась деревянная кобура маузера. Несколько патронташей из желтой кожи опоясывали накрест его грудь.

Он внимательно осмотрел поляну и прислушался. Затем осторожно пошел вдоль опушки, присматриваясь, словно ища чего-то, — скоро вынес на поляну перевязанное седло. Он положил его на землю возле лошади, совсем близко от того места, где притаились Доготлуко и Тыху. И когда Дархок сел на корточки спиной к ним и стал развязывать седло, Доготлуко бесшумно выскользнул из чащи. Почти в одно и то же мгновение конь испуганно всхрапнул и шарахнулся в сторону. Дархок быстро вскочил и схватился за кобуру маузера, а Доготлуко крикнул, направляя наган на бандита: