Дорога к счастью - [53]

Недолго усидел здесь Доготлуко. Встав, он взял Нафисет за плечи, долго и пристально вглядывался в залитые слезами глаза девушки и произнес торжественно:

— Именно такого участия я и ожидал от тебя, сестренка моя. Отныне я считаю тебя родной своей сестрой. Не плачь. Дорого они поплатятся за жизнь Ахмеда!

Он прижал на секунду голову Нафисет к груди и ушел.

Между тем враг, притихший было после убийства Ахмеда, опять зашевелился. По аулу пошли такие разговоры: «Одного загубили и теперь готовятся собрать людей и повести их с голыми руками против страшного бандита, которого и пуля не берет…»

Как-то вечером в одной из кунацких в присутствии Доготлуко возник разговор об этом же. Аульчане с жаром бросали укоры Доготлуко, обвиняя его в сумасбродной затее.

Доготлуко принял эти разговоры как надругательство над памятью об Ахмеде. Опаленная горем душа его воспрянула от негодования. Ненависть к врагам и презрение к суеверным трусам, предлагающим сложить оружие перед опасностью, вернули ему жажду борьбы и деятельности. Но он не стал вступать в пререкания и покинул кунацкую с бурей в душе. Всю ночь он пробродил по аулу и по берегу реки. Утро он встретил с твердым решением.

Он позвал Тыху и сказал:

— Тыху, я решил сегодня ночью итти в лес искать Дархока. Я хочу доказать, что наша пуля возьмет и Дархока. Это очень важно сейчас, потому что враги пытаются вселить суеверный страх и обессилить нас. — Он нетерпеливо махнул рукой и прибавил дрогнувшим голосом, глядя в сторону: — Да и не могу я больше… Не могу не отплатить за Ахмеда… Так вот, если кто спросит обо мне, скажи, что я уехал в Краснодар.

— Как, ты хочешь пойти один? — возмутился Тыху.

— Я думал об этом и решил, что лучше пойти одному. Дархок уходил и не от таких отрядов. У нас мало оружия, еще меньше патронов. А Дархок меткий стрелок. Безопаснее и сподручнее итти одному.

— Тогда я пойду с тобой! — решительно заявил Тыху.

— Нет, один я свободнее буду себя чувствовать. К тому же очень важно, чтобы ты оставался здесь, иначе у них может возникнуть подозрение.

— Нет, все-таки я не отпущу тебя одного. И если ты один пойдешь, даю ленинское слово, соберу всех комсомольцев и поведу их вслед за тобой, — упрямо стоял Тыху на своем.

— Ну, хорошо, — сдался Доготлуко после долгого спора. — Тогда мы скажем Мхамету, куда мы идем.

— Вот и хорошо, — обрадовался Тыху, — должок за Дархоком и у меня числится.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

После захода солнца Доготлуко и Тыху вышли из аула и направились по накатанному шляху, идущему в районный центр.

По обе стороны дороги расстилалось голое жнивье, окрашенное догорающим светом заката в темнолиловый цвет. Даль терялась в бурой мгле сгущающихся сумерек. Безлюдная, угрюмо-молчаливая степь, казавшийся безлюдным аул, притихший вдали, — все было объято тревогой наступающей ночи.

Отойдя от аула, Доготлуко и Тыху добрались до места, где дорогу пересекала неглубокая балочка. Доготлуко прыгнул в балку. Тыхуцук последовал за ним. Круто повернув влево, они пошли волчьим порядком, рысцой, один по следам другого, слегка пригибаясь. Они хотели как можно скорее удалиться от проезжей дороги. Эта предосторожность была необходима Доготлуко знал, что у бандитов в ауле немало ушей и глаз.

Вскоре со стороны дороги, которую они только что оставили, послышался конский топот. Два друга прилегли к краю балки, зорко высматривая едущего верхового. На фоне бледно-оранжевого небосклона четко вырисовывался силуэт. Верховой ехал спокойным размашистым шагом из аула к районному центру. Доготлуко не заметил в нем ничего подозрительного.

Они следили за верховым, пока тот не проехал балку и не потерялся в темноте, и потом двинулись дальше.

Уже было темно, когда они через густо разросшийся вербняк вышли к реке.

Сейчас река показалась Тыху не такой, какой она была, когда он приходил сюда купаться. Нет, это совсем другая река, какой он не видел никогда. Ощетинившаяся и грозная, она предостерегающе преградила им путь. Темная, буйная, она неистово ревела, взбешенно обдавая холодными брызгами, ненасытно рычала, проглатывая огромные куски подмытого и обвалившегося берега.

Своевольная река в бешеном беге распоряжалась, как хотела, низкими берегами, меняла русло, размывала в одном месте грунт и наслаивала его в другом, разбивалась на множество рукавов, образуя продолговатые островки. Эти островки, не тронутые со времени гражданской войны ни скотом, ни топором, густо поросли лесочками. Вдали, за рекой больше чувствовался, чем виднелся, темный вал большого леса, навевавшего на Тыху еще более жуткие ощущения.

Туда уже давно не ступала человеческая нога. Бывший аульский лес, куда раньше каждый день ходили ребятишки за кислицей и дикими грушами, теперь превратился в жуткое, заброшенное место. Много разных слухов ходило про этот лес, — будто там завелись медведи и даже чудовищные змеи и драконы. До сих пор Тыху не верил этим слухам, соглашаясь с мнением Доготлуко, что все это лишь выдумка врага, отпугивающая суеверных людей от убежища бандитов. Но теперь он готов был поверить всему.

Оторванные от людского жилья, одинокие стояли они на берегу реки. И в лесу, где они сейчас находились, и за кустарниками, разбросанными меж рукавов реки, — всюду, казалось Тыху, таилась неведомая опасность. Кто знает, за которым из кустов или деревьев скрывается бандит? И один ли он? Если не один — то много ли их там?