Дорога к счастью - [49]

— Аллах покарал меня! — пронзительно крикнула Амдехан.

Она сразу поняла, в чем дело, и побежала назад, путаясь в подоле платья. Остальные молча ринулись за ней. Мхамет, делая саженные прыжки, несся далеко впереди.

Когда добежали, половина только что поставленных крестцов уже догорала. Огнем была охвачена часть делянки, обращенная к молодому леску. Комсомольцы оцепили нетронутую огнем половину крестцов и стояли гневные и молчаливые, глядя на немую пляску пылающего перед ними огня.

Доготлуко вышел из цепи и скомандовал:

— Десять человек за мною, остальным оставаться на месте!

Группа отправилась к леску и окружила его, насколько это оказалось возможным. Доготлуко встал возле полевой дорожки.

Так простояли они долго. Наконец в сгустившихся сумерках Доготлуко услышал топот скачущего коня в той стороне, где дорожка уходила в полосу высокой кукурузы. Доготлуко бросился вслед, он окликал и несколько раз выстрелил. Но всадник не свернул с дорожки, и вскоре конский топот заглох вдали но дороге к аулу.

На следующее утро провокационная новость, точно бешеная собака, сбежала и взбудоражила весь аул: «Комсомольцы сожгли пшеницу Амдехан». Прихвостни Бехукова старательно раздували эту брошенную кем-то искру лжи. «Разве сброду шалопаев можно доверять уборку хлеба? Бедную, одинокую женщину оставили без куска». — «Пока эти отродья дьявола находятся в ауле, не жди ничего хорошего!» — «Десятина хлеба еще небольшая беда, а вот у них, говорят, есть тайное решение поджечь главную мечеть аула!»

Хаджи Бехуков, стоя среди стариков, собравшихся возле мечети на полуденную молитву, бросил как бы между прочим:

— Не удивляйтесь, что они сожгли хлеб. Надо удивляться тому, что аул, в котором находятся эти три белых зайца, еще не провалился совсем сквозь землю. Бедную женщину оставили без куска! Надо нам, старикам, оказать ей помощь, — все же она одинока и несчастна…

Возвращаясь домой после молитвы, Бехуков встретил на улице Амдехан и остановил ее.

— Меня очень огорчило несчастье, постигшее тебя, Амдехан, — сказал он с необычной для него мягкостью. — Что бы там ни было, ты — женщина и одинока. Не надо было доверять уборку своего хлеба этим озорникам. Приходи, захватив с собой мешок, я дам тебе пшеницы. И другие старики, с которыми я говорил у мечети, тоже обещали помочь тебе.

Амдехан стояла, глядя в сторону, настороженно-подобранная. Широкие черные брови ее гневно вздрагивали. Когда Хаджи кончил, она вскинула голову.

— То, что скрывается за вашей добротой и за медом ваших слов, я уже испытала на себе, Хаджи. В твоем хлебе и в твоем сострадании яд! — резко отчеканила она и пошла прочь.

Хаджи, ошарашенный этим приемом, долго глядел ей вслед. Затем, опомнившись, сорвался с места и быстро засеменил, не видя от злости дороги и часто спотыкаясь. Время от времени он оглядывался и слал вслед удаляющейся Амдехан ругательства и проклятья.

Доготлуко догадывался о тех, кто направил руку поджигателя. Даже больше — он наверняка знал их. Но как их уличить? «Хоть бы один раз ухватить кончик нити, тянущейся к этим извергам!» — думал он в бессильном гневе, ворочаясь на постели без сна. Но чем больше он думал, тем больше все перепутывалось в голове. Эти люди могли подослать кого-нибудь из конокрадов или подкулачников. А не то они могли прибегать к помощи бандита. Доготлуко знал, что белобандит Дархок, пойманный в районе Краснодара и бежавший, перебрался сюда. Найдя здесь опору среди антисоветских элементов аула, он обосновался в заброшенном лесу и действовал в тесном союзе с ними. Доготлуко уже не раз получал от Дархока угрожающие предупреждения.

Всю ночь Доготлуко не сомкнул глаз. Рано утром он взял с собой Ахмеда, и они отправились в лесок, что стоял возле поля Амдехан. Друзья обшарили весь лес, но никаких следов не обнаружили. Уже собираясь уходить домой, они на одной маленькой полянке нашли свежий конский помет и на примятой траве окурки и стружки. Доготлуко поднял палочку, обстроганную человеком, который здесь лежал и, видимо, скучал. Человек старательно снимал отточенным ножом сплошные полосы стружки, извивавшейся при этом спирально, и останавливал их на одном месте таким образом, что они образовывали на палочке кольцо бахромы. Таких колец на палочке было несколько. Доготлуко казалось, что где-то и когда-то он наблюдал такую именно манеру строгать палочки. Но сколько ни старался, он не мог ничего припомнить. Строгание палочек было обычным занятием, распространенным среди адыгейцев, и у многих оно имело индивидуальные черты. Рука, предоставленная самой себе, бессознательно вырезывает перочинным ножом излюбленные, привычные узоры.

Доготлуко стоял, задумавшись над палочкой, когда его взгляд упал на лежащие в высокой траве путы. Он быстро поднял их и осмотрел. Путы были сделаны изящно, с высеченными замысловатыми рисунками на костяшках.

Нетрудно было догадаться, что такие путы, да еще в такой сохранности, могли быть только у человека, главное внимание которого было обращено на принадлежности верховой езды, а не на сбрую рабочей лошади…

Доготлуко и Ахмед возвратились в аул.

Доготлуко загорелся надеждой найти человека, смастерившего красивые путы. Но спустя два дня он вынужден был оставить и эту затею: надо было спешно отмести провокационные слухи, ходившие по аулу. Он собрал общее собрание аула и разъяснил политические мотивы, руководившие классовым врагом при поджоге пшеницы Амдехан. В заключение он объявил, что комсомольское собрание постановило возместить Амдехан ее потери…