Дорога к счастью - [31]

— Сказано: «Чем много прожить, лучше много повидать!» Выпьем чаю! — предложил Карбеч и, чуть помедлив, прибавил: — Конечно, среди урусов есть добрые и злые люди, как среди джинов были белые и черные… Я бы хотел, чтобы урусы принесли адыгейцам знания, мастерство и счастье, как некогда белые джины передали, нашим предкам знания ремесел, которыми славились адыгейские кузнецы, плотники и золотых дел мастера…

— А как же это было? Я не слышал об этом, — быстро спросил Халяхо.

Карбеч не ответил. Халяхо помолчал некоторое время и опять вернулся к рассказам о Москве.

— Я встретил там славного молодого адыгейца, того самого, который, помните, позапрошлой осенью гостил у Бехуковых. Он, кажется, брат младшей нысэ Бехуковых. Учится в самой большой школе.

— Адыгеец учится в Москве?! — брови Карбеча удивленно вскинулись.

— Там много наших учится! — поставив пустой стакан на стол, сказал Халяхо. — А этот парень, про которого я говорю, водил меня по городу, показывал и разъяснял. Моя красавица, — обратился он к Нафисет, — в том свертке, что я передал тебе, — книги. От собрания учащихся адыгейцев в Москве, от адыгейского землячества, как они называют. Они очень рады, что ты тоже учишься здесь…

— Спасибо им! Они, должно быть, достойные ребята! — сказал Карбеч тихо и как-то особенно торжественно.

Нафисет, наливая чай в стакан Халяхо, наклонила голову, чтобы скрыть краску зардевшихся щек. Подав Халяхо стакан, она схватила лежавший на кровати сверток.

— Книги… как хорошо! — воскликнула она в искреннем восторге и отошла, прижимая к груди сверток. Она чутко ловила каждое слово, надеясь услышать о «нем» еще что-нибудь. Но Халяхо приумолк и разговором овладел Карбеч.

— Был в одном ауле медресе[36], — тем особенным, медленно-торжественным тоном, которым он рассказывал старые легенды, начал Карбеч. — Медресе принадлежал старшему мулле, славившемуся своей высокой мудростью. Много к нему прибывало сохт из далеких местностей. Но с некоторых пор повелось так, что сохт, оставшихся в медресе на ночь, стали находить на утро мертвыми. Много сохт погибло таким образом, и люди стали избегать медресе и не находилось уже сохт, которые хотели бы перенять у муллы его высокую ученость.

Так прошло много времени.

В одну из пятниц появился на общеаульской молитве не известный никому юноша и объявил, что он желает учиться у знаменитого муллы и для того хочет поселиться в заброшенном медресе. Сам мулла и старики аула, которым этот юноша понравился, уговаривали его не губить свою прекрасную молодость, но юноша не внял их уговорам и в ту же ночь поселился в старом медресе.

И вот сидит юноша в медресе, сидит один и усердно читает священную книгу. Когда время перевалило за полночь, вошла в медресе девушка в шуршащих шелках, вся усыпанная драгоценными камнями и золотом. Юноша учтиво приподнялся навстречу, пригласил ее сесть и опять уткнулся в свою книгу.

Девушка поблагодарила, но осталась стоять. Юноша не смотрел на нее, хотя она была самой прекрасной из всех существ, имеющих глаза и брови. Лишь по шуршанию шелка и блеску камней, который усиливался при малейшем движении девушки, юноша догадывался, что она еще здесь.

Так подошло время рассвета.

Когда заря заглянула в медресе, девушка открыла уста:

«Может быть, я помешаю твоему чтению, — сказала она. — Но я никогда не видела такого странного и гордого человека, как ты».

«Гордости у меня никакой нет! — ответил юноша. — Я исполнил все то, что требуется приличием. Я пригласил тебя сесть… А если у тебя имеется какое-нибудь дело, относящееся ко мне, то я жду твоего слова».

«Хорошо! Я скажу! — проговорила девушка. — Я решила связать свою жизнь с одним из вашего человеческого рода. С этим намерением я уже несколько лет посещаю это медресе. Но люди, которых я встречала здесь, не похожи на тебя. Видя мою женскую беззащитность, они пытались обобрать меня или же лишить меня чести. Но у меня есть защита, и эти глупые люди погибли из-за своей подлости. К счастью, ты не таков, и я готова разделить с тобою жизнь и смерть. Скажи свое слово: согласен или не согласен?»

Юноша задумался.

«Что тебя заставляет сомневаться? — спросила она. — Твое согласие или несогласие не повлечет за собою беды».

«Заставляет меня колебаться не мое несогласие, а то, что у меня, кроме того, что ты видишь на мне, ничего больше нет».

«Это не причина! — сказала девушка. — Знай, что я принесу тебе не нужду, а благо. Если согласен, дай твою руку к поклянись, что будешь верным спутником в жизни».

Юноша подал руку, и они поклялись в верности друг другу.

«Теперь рассветает, — сказала девушка. — Мне нельзя больше оставаться здесь. Завтра ночью, после вечерней молитвы, оставь с собою муллу и двух свидетелей, чтобы написать наш накях[37]. До этого ты не должен ничего говорить людям обо мне».

Сказав это, девушка исчезла.

Наутро весь аул был удивлен и обрадовался тому, что юноша остался жив. Но на расспросы он отвечал молчанием.

Вечером, как было условлено, мулла по его просьбе составил накях.

Новобрачные счастливо стали жить в этом ауле. Молодая женщина удивляла всех своей красотой и щедростью, с которой одаривала золотом и серебром всех, приходящих смотреть на нее.