Дорога к счастью - [16]

Биболэт знал, что будет лучше, если он не воспользуется положением гостя и постоит перед стариками. Но была у него на этот счет и своя линия. Стоять, когда есть свободные места, он считал лишним: в этом случае обычай вежливости переходил уже в преклонение перед адатом.

Он воспользовался приглашением и сел. Неодобрение едва уловимой тенью пробежало по лицам стариков, глаза их опустились.

В этот момент вошел Халяхо.

— Селям-алейкум!

— Валейкум-селям, Халяхо! — приподнялись и сели старики.

— Этот, кажется, гость? — спросил Халяхо, нерешительно подходя к Биболэту и протягивая ему руку. — Добро пожаловать, гость!

Обменявшись с Биболэтом рукопожатием, Халяхо пристроился с краю скамьи.

— Кто этот молодой гость, Мхамет?.. — спросил один из стариков.

— Это сын Мозоковых. Он в Москве учится, — пояснил Мхамет, стоявший среди молодых.

— Вот хорошо, если учится! — одобрительно протянул старик в барашковой шапке.

— Я слышал, что молодой гость глубоко вчитался в книги, — благожелательно сказал Халяхо.

— Пусть не отстает от других, если родился мужчиной, и пусть не роняет достоинства своего народа, — небрежно и нравоучительно произнес нарядный старик в каракулевой шапке — Аликов.

— И пусть не присоединится к тем, которые отрицают бога, — в тон ему отозвался старик в чалме.

— Что поделаешь, надо петь песню того, на чьей арбе сидишь! — снисходительно усмехнулся Аликов.

— Да… — вступил в разговор эфенди, — пусть учится, раз учат. Сказано же: «Если даже за дермо уцепишься, все равно держись крепко».

— Валлахи, эфенди, тот, кто сказал это, крепко сказал! — усмехнулся Аликов.

Ехидно-злорадный смешок колыхнул старческие головы. Биболэт вспыхнул. Ему хотелось грубо оборвать эфенди, бросить ему множество тяжких обвинений, ставящих их — эфенди — ниже всякой брани. Но он быстро сообразил, что спор и угрозы приведут только к скандалу и потере авторитета перед присутствующими, то есть к победе эфенди. Биболэт промолчал, храня равнодушный и спокойный вид.

— Может быть, я нечаянно кольнул сердце гостя? — спросил эфенди с усмешкой.

— Нет, ты правду сказал, — ответил Биболэт. — Мы хорошо знаем, что теперешний мир, в котором учат бесплатно детей черкесских крестьян, некоторым кажется дермом. Но ведь и червяку, обитающему в навозной яме, наш светлый мир тоже кажется дермом…

Старики притихли в ожидании неминуемего скандала. Халяхо попытался разрядить молчание смехом:

— Валлахи, эфенди, этот молодой, как я вижу, не даст себя в обиду!

— По заслугам получил я! — предпочел не оскорбиться эфенди.

— Недаром говорили предки: «Не связывайся с молодым», — с хрипом уронил сидевший в стороне от других чахоточного вида старик.

В тоне старика Биболэт уловил заискивающие по отношению к эфенди, но остро враждебные к нему, Биболэту, нотки. Вспомнив, что здесь должен быть старик, по делу которого собрались остальные, он подумал: «Не этот ли?» — и внимательно всмотрелся в иссохшееся, землисто-желтое лицо, с открытым гнилозубым ртом, похожим на дыру в плетне. Редкая рыжеватая растительность прямыми сухими клочьями торчала на старчески-острых скулах. Болезненно блестевшие глаза были неприятно липки. Казалось, весь остаток жизни старика сосредоточился в этих двух угольках, горевших в орбитах. Что-то отвратительное чувствовалось в его озлобившейся на весь мир дряхлости.

Он смотрел на Биболэта немигающим взглядом, полным ненависти. По этой подозрительности и по тому, что старик сидел в стороне, у Биболэта создалась уверенность, что это тот самый старик, чье дело будут сегодня разбирать. Более отталкивающего старика он никогда еще не видел. «Как могла молодая женщина прожить с ним хоть один день!» — гневно подумал он и посмотрел на Мхамета. Тот взглядом подтвердил его предположение.

Вошел парень и что-то тихо сказал эфенди.

— Хорошо!.. Пусть молодые выйдут, — обратился эфенди к стоящим у двери.

Молодежь неохотно повалила из комнаты. Остались лишь, самые старшие из юношей, в том числе Мхамет и Биболэт. Старики переглянулись, ожидая, должно быть, что гость догадается выйти. Но тот упорно не замечал их взглядов и сидел с самым независимым видом, точно предложение к нему вовсе не относилось.

— Ну, что ж, позовем женщину!.. Думаю, что гость нам не помешает, если Харун не будет против? — эфенди повернулся к чахоточному старику.

— В этом деле ничего секретного нет, но я хотел бы, чтобы мое стариковское дело слушали только старики! — заявил Харун, и в голосе его послышалось сдерживаемое возмущение и угроза.

План Биболэта до поры не открывать своей цели безнадежно срывался. Теперь нужно было или скромно отступить перед стариками, или открыто мотивировать свое желание присутствовать на разбирательстве дела. Прямое требование доступа к обсуждению дела могло насторожить стариков, побудить их отложить «суд» и воспользоваться своим стариковским правом в другое время и скрытно. Тогда Биболэт не только потерял бы возможность помочь женщине, но и ухудшил бы ее положение.

Старики, молча ждали ответа.

— Я пришел по просьбе женщины, о деле которой вы будете говорить сегодня, — сказал Биболэт. — Она доводится мне дальней родственницей. Услышав, что я в ауле, она попросила меня присутствовать. Я не думаю, чтобы находящиеся здесь почетные старики и хаджи