Дорога к счастью - [13]

— Да-а, Биболэт, вот так пройдет наша жизнь! — сказал вдруг Мхамет.

— И откуда у тебя такая безнадежность? Сейчас за учение берутся люди постарше тебя. Правда, друг, поедем со мной! Я берусь устроить тебя, — с внезапной горячностью отозвался: Биболэт.

— Нет, поздно. Мне уже тридцать… А потом, что скажут люди? Ведь у меня на руках семья — мать, сестры.

На солнечный четырехугольник, лежавший на полу у двери, надвинулась тень человека. Пестрая чалма Хаджи, как подсолнух, зацвела в дверях. Биболэт и Мхамет поднялись навстречу старику и отошли от стола.

— А-а, Мхамет!.. Наконец-то ты опять нашел тропинку в нашу кунацкую! — насмешливо проговорил Хаджи и, пройдя вперед, сел за стол, потер морщинистое лицо и сокрушение вздохнул: «Ля-илляха илляллах Мухамедун расулуллах».

— Садитесь! — пригласил он и обернулся к Мхамету:

— Как можешь ты, такой богобоязненный человек, сидеть с заядлым коммунистом… Биболэт, как Эблис[20], он незаметно обратит тебя в свою веру. Да, да, если у других коммунистов только по одному рогу, то у него скоро вырастут два…

— Не один, а десять рогов готов я отрастить на своей макушке, только бы знать то, что знает Биболэт, — в том же шутливом тоне ответил Мхамет.

Биболэт улыбнулся. Такие отношения установились между ними: Хаджи, побаиваясь его, прикрывал свою враждебность шутками и, при случае, царапал его как бы мгновенными выбросами хищных когтей.

Разговор погас. Мхамет и Биболэт, согнанные с мест у стола, сидели теперь прямо против двери. Ярко освещенное подворье дышало в сумрачную кунацкую баюкающим теплом солнцегрева.

Хаджи скоро покинул их, взял кумган и, бормоча молитву, вышел.

Мхамет облегченно вздохнул и медленно свернул цыгарку.

Со стороны большой сакли послышался детский голосок, поющий песенку. Затем раздался глухой топот босых ножек, оборвавшийся у кунацкой, из-за двери осторожно выглянула черноволосая детская головка и тут же юркнула обратно.

— Иди, иди, Кац!.. Что тебе надо? — крикнул Мхамет.

— Младшая нысэ зовет гостя, — промолвила девочка из-за стены.

— Иди, иди сюда, Кац! — позвал Мхамет.

Кац застенчиво подошла к порогу, держа палец во рту.

— Пойди ко мне! — сказал Мхамет, протягивая ей руки.

Девочка шагнула в комнату, ступая так осторожно, точно шла по бревнышку через ерик. Не сводя с Биболэта испуганных глаз, она приблизилась к его другу и застенчиво потупилась. Биболэт узнал в ней девочку, ночевавшую вчера у Айшет.

— Вот кто у нас девица первый сорт! Правда ведь, Кац? — лукаво улыбнулся Мхамет.

— Да, — чуть слышно ответила девочка.

— Когда выйдешь замуж, подаришь мне коня?

— Да.

— Кого ты больше всех любишь?

— Маму.

— А еще кого?

— Младшую нысэ.

— А меня?

— И тебя тоже.

— А папа твой нехороший, он бьет тебя?

— Да.

— А наш гость?

— Да…

Смех оглушил и смутил девочку, она рванулась, чтобы убежать, но Биболэт задержал ее и подарил две серебряные монеты. Зажав их в худенькой ручонке, она пошла к двери, не веря, что ее так и отпустили, а когда переступила порог, то быстро оглянулась и кинулась бежать.

Мхамет проводил Биболэта к его сестре. Она встретила их виноватой улыбкой.

— Не знаю, может быть, ты рассердишься, — сказала она, — но я уже обещала уговорить тебя сделать одно доброе дело.

Мхамет решил, что удобнее оставить сестру и брата одних.

— Не скучай, друг, а я пока на минуту загляну к себе.

— Нет, нет не уходи! — поняла его уловку Айшет. — Золотого Всадника нет дома, и тебе придется помочь Биболэту.

— Тогда говори, в чем дело! — попросил ее брат.

— Тут ко мне одна женщина приходила, — начала Айшет в необычном волнении, — она хочет развестись с мужем, а он не дает ей развода. Родители выдали ее насильно за старика. Если бы ты видел, какой он ужасный: совсем старый, ни работы, ни детей от него. Ее родители соблазнились маленькими сбережениями старика. Она прожила с ним семь лет и теперь решила уйти, услышав, что женщина может найти какую-то защиту. Но старики, которые верховодят в ауле, ополчились против нее: не позволяют ей подать заявление в суд. Сегодня старики собираются, чтобы поговорить по этому делу. Вызвали ее, она прибегала сюда попросить тебя присутствовать. Говорит: «Старики не дадут мне и двух слов сказать в свою защиту».

Биболэт сидел с неопределенной улыбкой на лице, — трудно было угадать, что он скажет.

— Я забыла сказать самое интересное, — спохватилась вдруг Айшет, — ее прислала сюда Нафисет, дочь Устаноковых, помнишь, о которой ты вчера говорил. Эта женщина пошла к ней с просьбой написать заявление. Но Нафисет далеко еще до того, чтобы писать такие бумаги. Она и посоветовала обратиться к тебе.

— Однако и вас, женщин-защитниц, набирается внушительная компания, — засмеялся Мхамет и подмигнул Биболэту, как бы говоря: «Вот тебе и на!.. Здорово мы втяпались!»

— А где соберутся старики? — приступил к делу Биболэт.

— Кажется, в правлении. Она сказала, что пришлет мальчика, когда нужно будет итти.

— Действительно «правление», а не исполком, если там до сих пор такие вещи творятся… Ну, как ты думаешь, Мхамет? Придется нам с тобой заново революцию делать в ауле?

— Что же, я тебя благополучно доставлю к старикам, а на худой конец захвачу надежную палку, — улыбнулся Мхамет и, тут же став серьезным, прибавил: — Только избавь меня, от разговоров с ними по такому делу. Это только коммунисту по плечу. Предупреждаю — дело нелегкое!