Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение - [193]

Ницше жаловался, что следы христианского богословия можно обнаружить всюду. В начале XXI в. – как и в прежние времена – они вели людей в различных, зачастую перекрещивающихся направлениях. Они вели и в телестудии, из которых телеевангелисты вещали о том, что «жене глава – муж», и в университеты, где специалисты по гендерным исследованиям обвиняли христианство в «гетеронормативной маргинализации ЛГБТКИА+». Ницше всё это предрекал: Бог, может, и умер, но его тень, огромная и грозная, точно никуда не исчезла. Её пленниками, её адептами оставались как пламенные проповедники, так и учёные-феминистки. Оказалось, что невозможно сбежать от Бога, просто перестав верить в его существование. Христианство обвиняли в патриархальности и репрессивности, но в основе этих обвинений лежала система ценностей, глубоко христианская по своей сути. «Сострадание к низшим и страждущим как масштаб величия души» [1039]. Именно за этот эпохальный урок, извлечённый из смерти Иисуса на кресте, Ницше больше всего презирал христианство. Открытие первых учеников Христа, состоявшее в том, что роль жертвы может быть источником силы, даже через две тысячи лет способно было вывести на улицы миллионы людей. В Америке времён Трампа человека возвышали не только богатство и высокая должность, но и их полные противоположности. Приапическим башням, оснащённым золотыми лифтами, те, кто организовал «Марш женщин», пытались противопоставить авторитет униженных. Последние должны стать первыми, а первые – последними. Но как определить, кто сейчас первый, а кто – последний? Всевозможные проявления власти, всевозможные измерения социальной стратификации во все времена маргинализировали одних сильнее, чем других. Многим женщинам, требовавшим равенства с мужчинами – богатым, образованным, белым, – приходилось помнить о том, что многие из их соратниц сталкиваются с гораздо более суровым угнетением: «Чёрные женщины, женщины из коренных народов, бедные женщины, иммигрантки, женщины с ограниченными возможностями, мусульманки, лесбиянки, квир– и трансженщины» [1040]. Угнетённые тоже могли похвастаться собственной иерархией.

Христиане, верившие в то, что правители будут свергнуты со своих тронов, а униженные будут возвышены, тоже во все времена начинали страшиться собственных привилегий. Именно поэтому Павлин раздал своё имущество бедным, Франциск разделся догола перед епископом Ассизи, а Елизавета Венгерская целыми днями ухаживала за больными и трудилась на кухне. Страх вечной погибели, стремление стать частью избранников Божьих, жажда очищения от первородного греха, переполнявшие пилигримов, когда они отправлялись в далёкий путь, стали самой твёрдой, самой плодородной почвой, на которой выросли главные идеалы американского народа. Веками проповедники стремились пробудить в людях чувство вины, чтобы предложить им спасение от неё. Призывы к подобному пробуждению (woke) зазвучали и в XXI в. Когда в октябре 2017 г. предводительницы «Марша женщин» организовали в Детройте конференцию, заявок на участие в одной из панельных дискуссий было так много, что часть пришлось отклонить. Дискуссия называлась «Столкновение с белыми женщинами»: белым феминисткам предоставили возможность признать собственные привилегии, исповедовать грехи и получить отпущение. Белым и образованным предлагали открыть глаза, взглянуть в лицо несправедливым реалиям, по-настоящему пробудиться. Прощение всегда было связано с покаянием. Участницы конференции обращались не только к собравшимся соратницам. Их взгляд, как и взгляд прежних американских проповедников, был обращён ко всему миру. Они адресовали свои призывы всем грешникам. Они хотели быть градом на холме.

Казалось, что для того, чтобы процветали христианские идеи, не нужны даже настоящие христиане. Была ли это иллюзия – или представление о власти жертвы над теми, кто её мучил, переживёт породивший его миф? Лишь время покажет. Так или иначе можно предположить, что упадок христианской веры не обязательно влечёт за собой упадок христианских ценностей. Напротив, даже в Европе, на континенте, где прихожан в церквях осталось гораздо меньше, чем в США, элементы христианства по-прежнему пронизывают мораль и мировоззрение людей. Влияние их столь сильно, что многие его даже не замечают. Эти элементы, словно пылинки – столь крохотные, что различить их невооружённым глазом невозможно, – вдыхают все: верующие, атеисты и те, кто никогда не находил времени на размышления о религии.

Если бы было иначе, никто никогда бы не «пробудился».

Немощное мира

Во время работы над этой книгой я часто думал о своей крёстной. Дебора Джиллингем умерла в 2009 г., но я очень сильно её любил и провёл с ней всё детство, поэтому мои воспоминания о ней ничуть не поблёкли. Может показаться, что эгоистично заканчивать словами об этом книгу, посвящённую событиям нескольких тысячелетий, но рассказанная в ней история – история о том, как христианство изменило мир, – никогда не произошла бы, если бы не такие люди, как моя тётя Деб. Она была глубоко верующей англиканкой и к обязанностям крёстной матери относилась крайне серьёзно. В день моего крещения она поклялась, что вырастит меня в христианской вере и жизни, и сделала всё возможное, чтобы исполнить эту клятву. Она не давала мне забыть, что Пасха – это нечто гораздо большее, чем кролики и шоколадные яйца, которыми она каждый год щедро меня одаривала. Она купила мне мою первую детскую Библию, в которой меня привлекли яркие иллюстрации, изображавшие фараонов и центурионов. Она знала меня достаточно хорошо, чтобы понять, что такие картинки – лучший способ меня увлечь. Но важнее всего было то, что своей неизменной добротой она демонстрировала мне, в чём заключается для искренних христиан повседневное исповедание веры. В те годы, конечно, я не рассуждал о ней в таких терминах. Она была просто моей тётей Деб. Но с годами, всё больше и больше узнавая о грандиозной истории христианства, о Крестовых походах, об инквизиции, о религиозных войнах, о римских папах с жирными пальцами, украшенными драгоценными кольцами, и о пуританах с суровыми и хмурыми лицами, обо всех потрясениях, которые принесло в мир христианство, я всё чаще думал о том, что и она – часть этой истории. А следовательно, и я – её часть.