Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение - [189]

Разумеется, признать это она не могла: в противном случае её план точно не сработал бы. За время своей глобальной гегемонии Запад научился переупаковывать христианские концепции для далёкой от христианства аудитории. Едва ли доктрина прав человека стала бы общепринятой, если бы открыто декларировалось то, что её источником послужили работы средневековых папских юристов. Структуры ООН не могли не настаивать на «древности и широкой распространённости концепции прав человека» [1021], иначе их юрисдикция ограничивалась бы Западом. Секуляризму, чтобы стать нейтральным посредником между людьми разных вероисповеданий – иудеями, мусульманами, индуистами, – тоже приходилось тщательно заметать следы: ведь понятие секулярного приобретало смысл только в христианском контексте. В Европе секуляризация началась так давно, что европейцам нетрудно было забыть о её истоках, но для других принять этот взгляд на мир означало стать чуточку ближе к христианству. Меркель готова была оказать мусульманам тёплый приём в Германии, но континент, частью которого она приглашала их стать, вовсе не был нейтральным в том, что касается понимания религии. Здесь Христианская церковь давно была отделена от государства, и подразумевалось, что абсолютно такое же разграничение будет применено к исламу.

Сторонникам секуляризма, закалённым в боях с мифами христианства, – которые, с точки зрения французского сатирического журнала «Шарли Эбдо», сводятся к «мифу о Боге как архитекторе вселенной, мифе о девственности Марии и мифу о воскресении Христа» [1022], – нетрудно было забыть о том, что и сам секуляризм основан на мифе. Во Франции – пожалуй, как нигде в Европе – о его истоках в разные периоды истории рассказывали разное. Самые горячие сторонники секуляризма (laïcité) смотрели на эту концепцию не столько как на отделение церкви от государства, сколько как на ограждение от религии тех, кто иначе мог бы легко попасть под влияние её глупостей. «Шарли Эбдо» гордо называл себя изданием «светским (laïc), весёлым и атеистическим» [1023]. Публикуя скабрёзные насмешки над папами и священниками, он представал примером своеобразного, чисто французского варианта антиклерикализма. Но это явление возникло гораздо раньше Французской революции; карикатуры на Христа, Деву Марию и святых, зачастую откровенно непристойные, весьма немногим были обязаны Вольтеру. На самом деле карикатуристы «Шарли Эбдо» были наследниками куда более неугомонных бунтарей. В первые годы Реформации её сторонники с наслаждением занимались осквернением идолов: они топили статуи Девы Марии как ведьм, прикалывали ослиные уши к изображениям святого Франциска, носили распятие по публичным домам, купальням и трактирам. Они верили, что борются с суевериями во имя света. А просвещённым мог быть, разумеется, только тот, кто заявлял, что он – человек светский, то есть мирской, то есть мирянин (laicus) – представитель народа Божьего. Журнал «Шарли Эбдо» был, таким образом, вдвойне светским (laïc): он принадлежал к традиции сатиры, кощунства, осквернения, которая является не отрицанием, а неотъемлемой частью христианской истории. Пятьсот лет эта традиция проверяла на прочность веру католиков. Но теперь она избрала в качестве мишени мусульман. В 2011 г. на обложке «Шарли Эбдо» появилась карикатура на Мухаммеда. В следующем году его изобразили в непристойной позе. Редактор журнала грозил, что насмешки не прекратятся, покуда «ислам не станет восприниматься как нечто столь же банальное, как католицизм» [1024]. С его точки зрения, в секулярном обществе это и означало относиться к мусульманам как к равным.

Но на самом деле к ним вовсе не отнеслись как к равным. В это могли поверить лишь те, кто искренне верил в миф о появлении секуляризма, – в то, что он возник в результате непорочного зачатия, то есть ничем не обязан христианству, а поэтому нейтрально относится ко всем религиям. После того как в январе 2015 г. два человека с оружием прорвались в здание редакции «Шарли Эбдо» и застрелили двенадцать работников журнала, растерянная и напуганная толпа взвесила религиозные чувства мусульман на своих весах и нашла их легковесными. Европейцы не могли понять, почему реакция на публикацию каких-то карикатур оказалась столь жёсткой. Почему католики раз за разом проглатывали кощунственные выпады в адрес их веры, а мусульмане так делать не собирались? Может быть, ислам ещё не созрел для того, чтобы стать частью современного мира? Но задаваться этими вопросами мог лишь тот, кто согласился с самонадеянной предпосылкой секуляризма: с тем, что все религии, в сущности, одинаковы, с тем, что они, словно бабочки, обязаны пройти через одинаковые стадии жизненного цикла: реформацию, просвещение, упадок. Задававшие эти вопросы игнорировали то, что секулярная традиция «Шарли Эбдо» была не освобождением от христианства, а – в значительной мере – производной от него, неразрывно с ним связанной. Через три дня после нападения на редакцию мировые лидеры вместе с миллионами демонстрантов прошлись по центру Парижа. С помощью плакатов они выражали солидарность с убитыми журналистами: Je suis Charlie. Это зрелище стало мощной демонстрацией новой версии западной ортодоксии, эволюционирующей на протяжении тысячелетий. Во времена Оттона вождям язычников, чтобы заслужить место в христианском мире, требовалось принять крещение. Во времена «Шарли Эбдо» в Европе воцарились иные ожидания, иные идентичности, иные идеалы. Но ничего нейтрального в них не было: они тоже были плодами христианской истории. А если кто-то думал иначе, считая, что секулярные ценности и в самом деле вечны, то это, по иронии судьбы, и свидетельствовало ярче всего об их глубоко христианском характере.