Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение - [187]

.

Канцлер Германии понимала: лучший способ сохранить власть для политика – идти по пути наименьшего сопротивления. Люди всегда враждебно относились к мигрантам. Со времён зарождения цивилизации правители возводили стены. Чуть больше двадцати лет назад в самом Ростоке два дня гремели беспорядки, причиной которых послужила неприязнь к беженцам. Тогда, в 1992 г., людям было непривычно видеть на улицах города приезжих из других стран. Европейская цивилизация на протяжении очень долгого времени отличалась исключительной культурной гомогенностью. Веками все её жители, за исключением отдельных общин иудеев, исповедовали христианство. Победа Оттона Великого над венграми стала поворотным моментом в истории многочисленных попыток проникнуть в сердце христианского мира извне. Во всей Евразии лишь ему удалось выдержать натиск конных лучников, которые в Средние века обычно располагали преимуществом на поле боя. Из всех иноземцев, придерживавшихся другой веры, серьёзную угрозу для христианской Европы представляли лишь мусульмане-османы, дважды доходившие до стен Вены, но и они в конце концов вынуждены были отступить. С тех пор европейцы, чьи корабли бороздили далёкие океаны, чьи флаги развевались над далёкими колониями, чьи сограждане расселялись по всему миру, стали относиться к непроницаемости границ своего континента как к чему-то само собой разумеющемуся. Это они массово мигрировали за пределы Европы, а не наоборот.

После окончания Второй мировой войны всё изменилось. Иммигранты из неевропейских стран, привлечённые более высоким уровнем жизни, начали селиться в Западной Европе. Десятилетиями темпы и масштабы иммиграции в Германию тщательно контролировались; теперь, однако, казалось, что этот процесс выходит из-под контроля. Меркель, пытаясь донести факты до рыдающей девочки, хорошо понимала, что, пока она говорила со школьниками, за границами Германии назревал тяжёлый кризис. Всё лето тысячи и тысячи мигрантов и беженцев из мусульманских стран пересекали Балканы. Это зрелище пробудило древние, напоминавшие атавизм страхи. В Венгрии даже заговорили о новом османском вторжении. Даже в Западной Европе, в землях, которые никогда не находились под властью мусульман, многие испытывали волнение. Европейцы с давних пор страшились того, что однажды на них двинется весь Восток. «Равнина была черна от марширующих отрядов, и повсюду, как поганые грибы, вырастали чёрные и багровые шатры» [1015]. Так в 1946 г. Толкин описал осаду Минас Тирита, бастиона свободных земель Запада, армиями Саурона. Кульминация «Властелина Колец» сильно напоминала судьбоносные события 955 г. – наступление на Аугсбург и битву на реке Лех. Закалённый в боях мудрец, связанный со сверхъестественной силой, встал на пути армии, прорвавшей оборону города, и помешал врагам двинуться дальше. Всадники, закованные в кольчуги, прибыли на поле боя, когда казалось, что захватчики вот-вот одержат победу. Король, потрясая священным оружием, предъявил права на пустующий трон. В 2003 г. из экранизации «Властелина Колец» о победе Арагорна над алчными ордами Мордора узнали миллионы людей, никогда не слышавших о битве на реке Лех. Отшлифованная и переупакованная для XXI в. история о том, как Оттон Великий защитил христианский мир, по-прежнему зачаровывала.

Но летом 2014 г. вспоминать о ней раз за разом приходилось с иронией. Желание примерить мантию Оттона посетило не канцлера Германии, а премьер-министра Венгрии. Виктор Орбан до недавнего времени называл себя атеистом, но это не помешало ему, словно новому Оттону, усомниться, могут ли некрещёные мигранты по-настоящему интегрироваться в европейское общество. «Это важный вопрос, поскольку у Европы и европейской культуры – христианские корни». В сентябре, приказав полиции снимать беженцев с поездов и построить заграждения вдоль южной границы Венгрии, он предупредил, что на кону стоит душа Европы. Меркель, наблюдая за развитием миграционного кризиса, пришла к аналогичному выводу, но её реакция на происходящее была прямо противоположной. Она отказалась закрыть границы Германии, хотя к этому её пытались принудить министры, входившие в её собственную правящую коалицию. Толпы сирийцев, афганцев и иракцев заполонили Баварию. Вскоре в день уже прибывало больше десяти тысяч человек. На вокзалах их приветствовали толпы местных жителей; футбольные фанаты на стадионах демонстрировали им свою поддержку во время матчей. Подобные сцены, объявила госпожа канцлер, «позволяют нам гордиться своей страной» [1016].

Над Меркель, как и над Орбаном, нависала тень истории её народа. Она знала, к чему может привести страх перед чужаками. Прежние поколения были невиннее. Толкин, используя эпизоды раннесредневековой истории при работе над сюжетом своего «Властелина Колец», и не думал приравнивать венгров или сарацин к чудовищному злу, воплощённому в образе Мордора. Он считал, что эпоха переселения народов давно миновала, и не видел смысла беспокоиться о том, что читатели истолкуют его роман в этом ключе. «Я большой противник такого рода вещей» [1017]. Хоть армии Саурона и явились с Востока, на самом деле они символизировали способность людей совершать страшные вещи, которые Толкин своими глазами видел на Западном фронте. Тень ада не уважала государственных границ. Она нависала над всем человечеством. Но уже в те годы, когда Толкин писал об осаде Минас-Тирита, век Дьявола как её воплощения подходил к концу. У зла появилось новое лицо. В 1946 г. в Нюрнберге начался трибунал над оставшимися в живых представителями нацистского руководства. Через год после освобождения Освенцима отчёты о заседаниях этого трибунала поведали всему миру о подлинных масштабах преступлений нацистов. Словно зараза, перекинувшаяся с настоящего на прошлое, эта чудовищная страница бросила тень на всю историю Германии. Гиммлер, которому ненависть к христианству не мешала восхищаться военными достижениями христианских императоров, провозгласил отца Оттона образцовым примером германского героизма. Говорили даже, будто он считал самого себя реинкарнацией саксонского короля. Гитлер – хотя в частных беседах он презрительно отзывался о мистических склонностях Гиммлера – и сам был одержим историей Святого Копья. Так реликвия, связанная с Распятием Христа, превратилась в эмблему нацизма. С тех пор как Гитлер совершил самоубийство, прошло семьдесят лет, и все эти годы Германия каялась за грехи. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы Ангела Меркель готовилась к новой битве на реке Лех. Из сложившейся ситуации существовал лишь один по-настоящему христианский выход: если на Европу обрушился поток несчастных, она должна была оставить в прошлом древнее представление о себе как о христианском мире и открыть свои границы для всех обездоленных.