Домик на море - [10]

ДЕБОРА: Я не испытываю тоски по материнской груди. Что такое материнская грудь, я уже забыла давно. О чем я тоскую? Я тоскую о людях нормальных, здоровых, спокойных. Однако, у меня такое впечатление, что, куда не взглянешь, кругом одни только несчастные, отчаявшиеся и сумасшедшие. Я бы хотела видеть других. Но, где они, эти другие?

ДЖАННИ: Другие? Другие, если и существуют, не задерживаются на углу твоего дома. Проходят мимо тебя, когда встретят тебя случайно. И знаешь почему? Потому что им нечего тебе сказать. Ты им чужая. Они стараются избегать тебя. Потому что и ты тоже входишь в эту категорию сумасшедших и отчаявшихся.

ДЕБОРА: В категорию отчаявшихся! На этот раз ты сказал сущую правду, мальчишка. У нас с Марко нет тоски по материнской груди. Мы не ходим с нашими проблемами к психоаналистам. Но мы, на самом деле, отчаявшиеся. У нас нет денег и, если все будет продолжаться так и дальше, то через месяц мы пойдем по миру с протянутой рукой. Вот в чем дело.

ДЖАННИ: У вас нет денег?

ДЕБОРА: Нет. А, знаешь, Джанни, зачем мы приехали сюда? Марко надеялся, что Альвизе сможет предложить ему какую-нибудь работу. Мы представляли Альвизе этаким триумфатором. Счастливым человеком. Несказанно богатым. Довольным своим положением. В высшей степени спокойным. Мы рассчитывали укрыться на время от наших проблем под сенью Альвизе. Снова вздохнуть свободно, там, где царит мир, да покой. Собирались пустить здесь корни. И, наоборот, прибываем сюда и сразу же попадаем в этот ад. Жена — сумасшедшая. Завод — на грани банкротства. Какое-то обиталище сумасшедших.

ДЖАННИ: Вы думали, что Альвизе будет вам чем-то вроде отца. Сразу видно, что вы нуждаетесь в отцовской опеке.

ДЕБОРА: Шел бы ты к черту со своим психоанализом. У меня нет никакой нужды в отцовской опеке. Мой отец уже умер. Я его любила, но прекрасно обхожусь и без него. У меня нет нужды в отце, у меня есть нужда в деньгах. Ты понял?

МАРКО: Мне неприятно, Дебора, что ты говоришь об этом в такой манере. Теперь они могут подумать, что приехать сюда нами двигал лишь только личный интерес. Только холодный расчет. Но это не так. Я желал вновь увидеть Альвизе, независимо от возможной пользы, которую могла мне дать такая встреча. Исключительно, исходя из тех чувств, которые я к нему питаю.

ДЕБОРА: Чувств, которые, однако, дремали в тебе целых девять лет. Ты был вдали от него все эти девять лет и прекрасно обходился без него. Почему бы нам ни сказать всю правду? Почему бы нам ни сказать честно, что приехали мы сюда с вполне определенной целью?

МАРКО: Не будь вредной, Дебора. Не будь вульгарной. Я нахожусь в трудном положении, и собирался поинтересоваться у Альвизе, может ли он помочь мне. Но настоящей причиной, двигавшей меня приехать сюда, было все же старое чувство, память о нашей дружбе, многие воспоминания, общие у нас Альвизе, и, которые меня так сильно волнуют.

ДЕБОРА: Ваша комнатка в Риме. Девять лет тому назад. На улице Виа Панисперна. (Принимается напевать). «Все свиньи сказали, нет».

МАРКО: Какая ты вредная сегодня, Дебора. Злая. Меня раздражает, когда ты пародируешь песни, которые мне нравится петь. А эта песенка, как ты великолепно знаешь, мне особенно дорога.

БЕТТА: Спой нам ее, Марко.

МАРКО: (Начинает петь). «Все поросята сказали, да!..» В Риме. На улице Виа Панисперна, Альвизе все время напевал эту песенку. Я помню только начало этой песни. Остальные слова не помню. В общем-то, я приехал сюда, чтобы спросить его, что у него было потом. Все поросята согласились стать свиньями. Все. За исключением одного.

ДЕБОРА: Я думаю, что сейчас голова у Альвизе забита совсем другими проблемами. И он сейчас меньше всего думает о каких-то свиньях и поросятах.

МАРКО: Все поросята. За исключением одного, решившего остаться поросенком. Одного, решившего остаться свободным и диким.

ДЕБОРА: Для тебя свобода заключается в том, чтобы ты мог каждые три месяца, по своему усмотрению, менять работу, пансион, город. Видимо, такая свинская свобода и является пределом твоих мечтаний.

МАРКО: Ты становишься просто невыносимой.

ДЖАННИ: Это точно. Когда ты говоришь об этих вещах или, когда ты говоришь о деньгах, твое лицо вытягивается и принимает злое выражение. Неестественное для твоего нормального состояния.

ДЕБОРА: Ты меня знаешь всего лишь один день. Как ты можешь знать, какое выражение моего лица естественное а, какое нет?

ДЖАННИ: Я все время наблюдал за тобой. И как-нибудь уже запомнил твое настоящее выражение лица.

МАРКО: Извините нас. Мы находимся в непростой ситуации. Поэтому у Деборы часто сдают нервы.

ДЖАННИ: Мне очень жаль. Я ничем не могу помочь вам в этом. У меня нет никакой возможности предложить вам работу. У меня тоже нет денег, с трудом свожу концы с концами. Выращиваю орхидеи.

БЕТТА: До этого он выращивал лимоны. Но лимоны гибли. Орхидеи нет. К тому же, они красивые.

ДЖАННИ: Я даже бы сказал, что они очень красивые.

ДЕБОРА: Не выношу запаха орхидеи.

МАРКО: Мы приехали сюда в неподходящий момент. И фортуна к нам не была благосклонна.

БЕТТА: Вы говорите не в подходящий момент. Да, здесь уже много лет все идет подобным образом. Отношения Альвизе с Бьянкой никогда не были нормальными. Уже много лет, как они говорят, что хотят развестись. Уже много лет завод лихорадит и полно долгов. Еще больше долгов у Бьянки. Живет как миллионерша. У нее постоянно какие-то мужчины, какие-то истории. И чувствует себя плохо. Употребляет всякие штучки.