Дом вампира и другие сочинения - [49]

Публичное провозглашение особенностей своей личности на суде и признание в «De profundis», вероятно, принесли ему колоссальное психиское облегчение. Однако либо он бьы уже неспособен восстановить свою защиту против собственного чувства неполноценности, от чего в значительной степени зависел его творческий инстинкт, либо он лишился чувства стыда — того восхитительного осознания греха, без которого его Муза была бесплодна.

Неспособный прославлять плотское, не испытывая угрызений совести, Уайльд не был ни язычником, ни греком. Он был ирландцем, выросшим в атмосфере Англии XIX столетия. Он был бы абсолютно чужим в Афинах времен Алкивиада. Он не мог бы, как Уолт Уитмен, «воспевать электрическое тело».

Сфинкс — называйте его осознанием греха, вожделением или табу, подобно Ворону, преследовавшему По, — навсегда поселился в подсознании поэта. Эта тень постоянно преследует его. В конце концов, кастрация кажется единственным избавлением.

И Аттис с поднятым ножом

Меня, смущенного, был чище.

Никакой грек не мог бы написать «Дом блудницы». Уитмен не мог бы его написать. Сквозь жеманную музыку поэтических строчек мы слышим агонию страдающей души поэта. В Уайльде всегда присутствует чувство потери и тщетного раскаяния. Сонет «Увы», которым он предваряет свои стихотворения, является декларацией и признанием. Никогда Уайльд не заявлял о своих обстоятельствах яснее и поэтичнее, чем в следующих откровенных строчках:

… В любовный мед

Я небольшой свой жезл опять вонзаю.

И что, души наследство я теряю?»[51]

Те же мотивы появляются в «Горькой сладости любви», но неубедительно. «Я сделал выбор, я прожил свои стихи», — восклицает он. Однако мы чувствуем, что этот выбор не окончательный. В другом стихотворении поэт подбадривает себя, чтобы вновь обрести мужество. Он назвал его «Апология». Бедный Оскар постоянно извиняется! Суинберн, Катулл, Сафо никогда не извинялись. Оскар — «наследник печали». Он пребывает в «Доме боли», наслаждаясь и своим пороком, и своей печалью. В «Taedium Vitae» он протестует против «сброда, охрипшего в спорах», где его «белый дух с грехом впервые целовался в рот»[52] однако лишь порок позволяет ему ясно высказаться.

Другие поэты с комплексом бисексуальности были достаточно откровенными. Шекспир не делал секрета из своей привязанности к W. Н., юному белокурому другу, чей облик появляется в сонетах. Микеланджело не боялся объявлять о своих эллинских пристрастиях. Дуглас написал «Две любви» и «Гимн физической красоте». Уайльд лишь смутно намекает на то, что движет им; обычно он делает это в связи с какой-нибудь классической аллюзией. В «Портрете Дориана Грея» он кормит нас косвенными намеками. Лишь однажды, в стихотворении «Портрет мистера W. Н.» он откровенно подходит к проблеме.

Следует обратиться к туманному отрывку из пространного стихотворения «Бремя Итиса[53]», чтобы найти описание Уайльдом тайны его двойной природы в поэтической характеристике Салмация, «который не юноша и не дева, но то и другое, питаем двумя огнями, но не удовлетворен».

Чувство греха в Уайльде объясняет его религиозные настроения: «Великий Пан мёртв, а сын Марии стал Царём». Уайльд признает сына Марии. Пан мог бы освободить его от чувства греха. Он предпочитает спасение через Голгофу. Парки удовлетворяют его желание. Однако если бы в дни, когда он пел, Пан очистил его душу и омыл его плоть, или Иисус сошел с небес с божественным обещанием прощения, его лира замолкла бы, а парадоксы застыли бы на губах.

Так или иначе, двойственность сексуальной природы вместе с сознанием греха сделали Уайльда поэтом. Его гений был компенсацией за чувство неполноценности. В попытке оправдать себя он значительно обогатил и прозу, и поэзию своего времени. Бессмысленно гадать, кем бы он был без сознания греха и комплекса неполноценности. Обычным ирландцем, развлекающимся в Лондоне, или выдающимся поэтом своего поколения.

Бози, поэт и язычник

Более известный в связи со скандалом, чем благодаря заслугам, чаще упоминавшийся в зале суда, чем на Парнасе, лорд Альфред Брюс Дуглас является, тем не менее, одним из выдающихся английских поэтов.

Его поэзия отличается своеобразием и внутренней силой. Его техника безупречна. Способные понять его таинственный гений считают его мастером английского сонета. По крайней мере, никто — ни Шекспир, ни Мильтон, ни Суинберн, ни Россетти — не создали более совершенных сонетов. Он написал немного, но его произведения — не дешевая подделка. Каждое стихотворение — шедевр.

«Массовое производство» не дает пропуска в бессмертие. Даже величайшие поэты обязаны своей славой относительно небольшому числу произведений. У большинства профессиональных писателей слишком много балласта. Слишком часто их пшеница похоронена под грудами плевел. Слишком часто у их драгоценных камней дешевая оправа. Это относится и к Мильтону, и к Байрону, и к Китсу, и к Шелли, и к Суинберну, и даже к Шекспиру. Однако это не относится к Эдгару По или к Альфреду Дугласу.

Дуглас, подобно По, оставил нам немного стихотворений. Однако каждое из них драгоценность; среди них нет дешевых стекляшек. Разумеется, одни более совершенны, нежели другие. Самыми сверкающими драгоценными камнями в коллекции лорда Альфреда Дугласа, помимо его сонетов, каждый из которых — бриллиант являются баллады «Перкин Уорбек», «Нарцисс и Флёр-де-Лис», «Святой Витт», «Легенда о Спинелло» и «Две любви», которая сыграла столь трагическую роль на суде над Оскаром Уайльдом.