Долина павших - [64]

— Откуда мне знать, я не хожу на бои быков!

— Бандерильеро нервничал и немного суетился. Эспартеро отпустил пару нетерпеливых фраз, указывая, как надо вонзать бандерильи. «Если сделаю, как ты велишь, бык поднимет меня на рога». Эспартеро поглядел на него удивленно и пожал плечами «Ну и что?» Мне кажется, его логика полностью соответствует некоему ритуалу, тайны которого нам неведомы. На этом заклании бык может быть одновременно жертвой и жрецом. И кроме того, он — одно из тех животных, с которым человек подсознательно, загадочным образом отождествляет себя. Со средних веков и до XVIII века в день святого Марка изображение быка выносили во время богослужений и на церковные шествия. Когда Фердинанд-Католик женится на Жермен де Фоиш, он велит на свадебном пиру подать ему бычьи яйца, дабы увеличить собственную мужскую потенцию. С другой стороны, наш вклад в естественные науки в этом смысле сводится к тому, что мы испытали мощь и силу быка, доказав его превосходство над остальными дикими животными.

И Сандро заговорил о боях, которые в годы Реставрации устраивались во славу толпы между боевыми быками и хищными зверями. В 1894 году в Мадриде бык Путник выпускается против льва Рекадё, битва происходит в закрытой железной клетке пятидесятиметрового диаметра. Царь зверей, получив первые же удары, пугается, и Путник догоняет его, опрокидывает и бьет рогами в свое удовольствие. Лев умирает от ран на следующий день. Три или четыре года спустя на арену для боя быков в Мадриде снова выпускают в одну клетку черно-бурого быка и бенгальского тигра. Тигр, увидя своего врага со спины, бросается на него и впивается зубами ему в загривок. Ленивец, так зовут быка, стряхивает противника со спины и прошивает насквозь рогами. Тигр выворачивается и впивается быку в подбородок; но Ленивец припирает его к прутьям решетки и бьет рогами до тех пор, пока тот не падает как мертвый. Публика негодует, решив, что слишком скоро завершилось такое необычайное и захватывающее зрелище. Помощники пикадора сквозь прутья палками раззадоривают тигра, науськивают на быка. Едва тигр двинулся, как Ленивец снова нападает на него. Тигр, чье имя несправедливо забыто историей, вонзает клыки в бычий нос, а бык приканчивает его бешеными ударами о прутья клетки. Толпа ревет, в патриотическом восторге славит испанского быка, над площадью несутся звуки «Кадисского марша». Истекшего кровью тигра уволакивают с арены.

На следующий год, как всегда, при дворе устраивается новая дуэль: между быком Сомбрерито и слоном Нероном. Слона приковывают цепью к столбу, установленному в самом центре арены, но он разрывает цепи; ужас охватывает трибуны. Его снова привязывают, и Сомбрерито пару раз атакует его, но толстокожий гигант не обращает на него особого внимания. Тогда бык отказывается от своих намерении, и толпа, недовольная обоими, негодует, швыряет в них апельсинами, которые слон преспокойно уплетает. Сомбрерито уводят и выпускают другого смертоносного быка из того же стада. Этот сразу же нападает на Нерона, обращает его в позорное бегство, опрокидывает и бьет рогами в живот и в голову. Чернь распаляется и устраивает овацию в честь быка и в честь родины. И снова звучат первые такты «Кадисского марша».

Другие, не менее замечательные празднества — и всегда с боевыми состязаниями зверей — устраивались в годы Реставрации. Годы, которые все еще полощутся в водах недавней истории, как икебана в унитазе, годы, когда король, умирая, говорит королеве: «Кристиночка, береги свое женское сокровище и себя самое от всех, начиная Кановасом и кончая Сагастой, начиная Сагастой и кончая Кановасом»; а сам Кановас в это время шлифует первую статью Конституции: «Испанцы — те, кто не может быть никем другим»; а французы — это испанцы с деньгами; а поцеловать мужчину без усов — все равно что выпить яйцо без соли; а «Эти буржуи зело эгоисты, и презирают они все народы, с ними покончат социалисты, с кличем священным: мы — за Свободу!»; а Герра заявляет, что он больше не выступает на корридах в Мадриде, даже в пользу Пресвятой девы Марии; а Эспартеро утверждает, что «голод бодает злее рогов», пока в Мадриде его не приканчивает бык Мот, тот самый «предательский бычок», чей дух пытался вызвать на спиритическом сеансе Фернандо Вильалон двадцать пять лет спустя. Это в ту пору на арене для боя быков, обагренной кровью всех сколько-нибудь стоящих бойцов, круторогий бык желто-белой масти, как полагают, сын того самого Мота, бьется со львицами Сабиной и Немеей. Бык тотчас же обращает их в бегство и до такой степени запугивает, что львиц никак не удается заставить сражаться дальше — даже горящие бандерильи не помогают. Состязания хищников начинают принимать изощренный и вычурный характер, становясь похожими на иезуитскую архитектуру в период ее ослепительного заката. Быка Грязномордого запирают в клетку с медведицей, пантерой и львицей. Честно сражается одна только медведица, а львица и пантера, сильно пострадав от бычьих рогов, в страхе бегут. Растроганные и восхищенные трибуны, стоя, бешено аплодируют победителю.