Долина павших - [15]

Помню, я хотел поцеловать ему руку в благодарность за похвалы; но он прижал меня к груди. «Надо посмотреть, так ли ты силен в метании барры или в леонской борьбе, как в своей живописи, — со смехом сказал король. — Приходи как-нибудь утром, сразимся. А потом я бы сыграл тебе на скрипке, если б ты не был глухим». И спросил, а я понял, потому что научился читать по губам, и поразился его вопросу: «Господь Всевышний и Божественный Разум, ответьте, зачем мы живем?»)

— Ваш отец, сеньор, в молодости был самым сильным человеком, какого мне случалось встречать. Он был человеком прямой души и доброго сердца. Родись он сапожником или кожевником, он бы жил по сей день и был счастлив.

— Кожевником или сапожником он бы не дожил до своего возраста, а, наверное, умер бы от голода во время войны, как твоя жена, — возразил мне Его величество Дон Фернандо VII. — Благодаря вам, либералам, мы вступаем в эпоху, которая не пощадит ни королей, ни черни. Мы все уже прах.

— Возможно, вы правы, только вина за эту эпоху ложится на всех поровну. Бывает, я страшусь оказаться бессмертным — как вспомню пережитые ужасы. В войну и во время нашествия голод приканчивал людей прямо на улицах Мадрида. Дважды в день собирали трупы по сточным канавам и потом вывозили их на приходских телегах, скрипевших и визжавших, точно мул, с которого сдирают шкуру. Первыми погибали старые и малые. Детишки с чудовищно раздутыми животами и старики, кожа да кости, живые мощи, дрожа, тащились на улицу и умирали у дверей своего дома — лишь бы не мучиться на глазах у близких. За ними последовали мужчины и последними — женщины, оказавшиеся выносливее всех. Драгоценные украшения они выменивали на хлеб из лука и муки, на заплесневелые лепешки и даже на отбросы из помойки. Потом стали отдавать целые дома за горсть желудей. Мы ели крыс и трупы людей, и было немало случаев людоедства не только в бедных кварталах Растро, но и во дворце Прадо. Чернь, случалось, поедала своих покойников, но такое бывало и среди знати, у которой кровь почти столь же чиста, как у Вашего величества. А вы, сеньор, в это время брали уроки музыки и танца в Валансе.

— А тебе жизнь спас король-самозванец. Я знаю.

— Король Жозеф[16] питался тогда во дворце, хотя мне известно, что нуждался он почти как и мы. Часть хлеба его слуги раздавали простым жителям, а бывало, он делал это сам. Благодаря его доброте Хосефа не умерла от голода в первую же осень. Она умерла весною, вместе с двадцатью тысячами других мадридцев; но к тому времени мука и дрова кончились даже во дворце. Однажды тайно король Жозеф пришел к нам, принес еще теплый хлебец. Я дал ему стакан воды, единственное, что мог дать, и он поведал мне о своем отчаянии. Королевская власть была для него наказанием, он не хотел ее такою ценой. «Dans ce pays de malheur, je rêve toujours des pères et des frères auprès des cadavres de leurs femmes et de leurs enfants sur la chausseés»[17]. Король Жозеф написал письмо своему брату, императору, в котором отрекался от власти. Наполеон даже не удостоил его ответом.

^{«Донья Хозефа Байеу, супруга Гойи»}

— Сказочки о разбойниках и их прихлебателях, — зевнул Его величество.

Желтоватая слюна засыхала у него в уголках губ. Он закурил новую сигару, прежде откусив кончик и сплюнув на пол.

— Этим самым разбойникам вы уступили корону, когда ее вернули вашему отцу, потому что он тотчас же отдал ее Жозефу Бонапарту. Если бы вы, сеньор, держались тверже и не сдались на требования императора в Байонне[18], войны бы не было. Разумеется, в таком случае вас бы не принимали в Валансе, а гноили бы за решеткой.

— А что я мог поделать, черт побери, находясь во Франции, да еще в руках этого бандита, которого все мы считали непобедимым? Взять и умереть? Это самое страшное безумие, самая большая глупость, которую может допустить человек. Сам Сервантес говорит об этом в «Дон Кихоте», правда, ничего больше я из этой книги не помню. Ты тоже не сдался тогда ни голоду, ни войне. Ты неприлично выжил, ты был слишком умен, чтобы умирать или убивать других во славу моего имени. Мы с тобой под стать друг другу, из одного праха, как я уже сказал. Пусть же мертвые хоронят мертвых, а мы с тобой поглядим друг другу в глаза. Ты мне нужен, как любому человеку нужно зеркало, чтобы не сойти с ума. Ты, как и вся страна, — мой, потому что я — не лучше, но и не хуже своих подданных. А потому, чтобы освободиться, вам придется ждать моей смерти, смерти деспота, а он покуда не собирается ни помирать, ни отрекаться от власти! — Крик сорвался на визг, и возбуждение спало. Улыбаясь, Его величество Дон Фернандо VII потрепал меня за ухо, как какую-нибудь борзую, и сказал: — Наверное, не пущу тебя обратно в Бордо. Не могу без тебя.

— Если хотите задержать меня, сеньор, то вам следует это делать лично и тотчас же. Здесь, в Мадриде, я всегда сплю с заряженным пистолетом под подушкой. Я написал завещание, распорядился имуществом и, что ни ночь, думаю об одном — о Сатурне, дабы не забыть, кто я такой. Через несколько дней на перекладных отправлюсь обратно во Францию. А если вдруг на рассвете за мной придут, то разряжу пистолет себе в голову в тот самый момент, когда станут высаживать дверь.