Дочь предателя - [24]

.

Втроем мы держали оборону в драках более-менее успешно, а когда увезли Женьку, нас с Борькой в тот же день отмолотили по-настоящему. Нас было двое, а их пятеро. Мы стояли спиной друг к другу и сражались что было сил. На стороне Вовки бились четверо. Один был новенький. Ему было тринадцать лет, и он был крупнее нас с Борькой. Еще был домашний Валерик. И худущий, беглый, Ринат. И юркая девочка Лиза. Я подвела Борьку, я упала, и он остался без прикрытия с тыла. Меня стали пинать ногами, а на Борьке в ту же секунду повис Ринат, потому он прозевал Вовкин захват.

— Ольга Ивановна! — заорал в коридор кто-то из девочек.

— Убью! — заорал через несколько секунд мужской голос.

Смена была не Ольги Ивановнина. Все это знали. Но Владимир Васильевич оказался не лучше. Рыча почти по-собачьи, он расшвырял нападавших. Лиза отлетела к стене и, стукнувшись спиной и затылком, съехала на пол. Ей было восемь лет, у нее было шесть побегов.

— Гады. Звереныши.

Владимир Васильевич поднял нас с Борькой, встряхнул, как котят, и отволок в медпункт. Там Борьке зашили губу, а мне дали таблетку и велели отлеживаться.

— Ликвидируй эту банду немедленно! — орал Владимир Васильевич в кабинете начальника, когда Надя зашивала Борьке губу.

В медпункте было все слышно.

— Покалечатся на хрен! Собрались тут на хрен в шоблу. Жируют на казенных харчах.

Начальник что-то ответил неслышно, а Владимир Васильевич заорал, что ему начхать. Я представляла себе, как прыгают у него на толстом носу большие коричневые очки с толстыми стеклами. Он орал, что он офицер в отставке и не хочет лишиться выслуги лет.

— Борь, — сказала я, когда Надя вышла. — Зря ты меня защищаешь.

— Ты че, — вытаращился Борька.

Он покрутил у виска.

— Венька че сказал? Забыла? Сын за отца не отвечает, а дочь и подавно.

Это не Венька, это товарищ Сталин сказал. Но какая разница, если его все равно не слушались. Устроили бардак, а мне расхлебывай. Впрочем, я сама себя ненавидела, что ж говорить про наших, я их понимала.

— Мы все одинаковые…— сказал Борька.

— Не одинаковые! — крикнула я.

— Тьфу, — перебил теперь он меня. — Рот закрой. И вообще. Твое дело в куклы играть, а не за отца отвечать.

— Да я сроду кукол в руках не держала, — вдруг хихикнула я.

— Да уж. Не до них.

Мы оба помолчали.

— Ты вот што, — сказал он серьезно, пришлепывая кривой от новокаина губой. — Бежать тебе надо. Одна ты долго не протянешь. Когда меня увезут, беги к своим.

Хорошенькое дело: беги к своим. Я не понимала, каким образом выбраться за ворота, не то что как добраться до Марьинки.

— Ничего, — сказал Борька. — Главное — решить, а уж там как-нибудь и выберешься, и доберешься. Я же вот почти добрался.

С тех пор, как я рассказала про наш интернат, он почти поверил, что пробирался именно к нам.

Его увезли через восемь дней, я осталась одна. А четырнадцатого ноября в конце обеда в столовую, стуча каблуками, пришла Ольга Ивановна и сказала Вовке: «Тимофеев, готовься. Собирай вещи». И ушла.

Вовка доел второе. Допил компот. Отставил стакан, вытер рот рукой, повернулся ко мне и спокойно сказал:

— Ну все, настал твой последний день.

Я поняла, что деваться некуда. Все тоже это поняли и расступились, освобождая проход.

— Подальше, подальше, — ехидничал Вовка. — Щас будет море крови. Вот она, твоя смерть.

— Она же больная, — сказала одна девочка.

— Отвянь. Или, может, ты за нее? Ну так иди, заступись, раз добренькая. — Вовка осклабился по-волчьи.

Девочка не шелохнулась.

Мы встали в пустом пространстве. Друг против друга. Да, Вовка был невысокий, но все равно выше меня на полголовы. Я подумала, что апперкот не сработает. «Апперкот хорош, когда враг вровень. Если выше, нужен другой прием. В апперкоте главное жесткость», — учил Борька. Главное — рычаг. И чтоб рука была жесткая, чтоб не разогнулась, иначе удар ослабнет. Кулак должен лечь под подбородок удобно, тогда твои пальцы останутся целы, и опрокинешь противника одним движением. «Если он выше, бить лучше башкой. Ты, пока хвóрая, вообще стояла бы в сторонке».

Вовка медленно размял пальцы, повертел плечами, поднимая их чуть не до ушей, и наконец пошел на меня, глядя в упор ненавидящим взглядом. Я смотрела на него, как под гипнозом. Смотрела, как приближается моя смерть. До меня оставалось два шага. Он поднял руку, потянулся ко мне, и я догадалась, что он сейчас сделает. Именно так он согнул Борьку, а потом ударил сначала коленом в живот, потом в подбородок — потом Борьку рвало, и ему зашивали губу. Это был Вовкин коронный захват. Вовка остановился. Перенес, готовясь ударить, вес на левую ногу… И в эту самую секунду я вдруг нырнула вниз, схватила его за левую коленку и что было сил дернула на себя. От неожиданности Вовка потерял равновесие и с размаху рухнул спиной на крашеный деревянный пол. А я отскочила назад.

— Ах ты дрянь…

Он поднимался медленно, кривясь от боли, не сводя с моего лица обжигающего ледяного взгляда. А потом так же медленно, не торопясь, пошел на меня второй раз. Я знала, что второй раз уловка не сработает и теперь-то Вовка размажет меня на месте. Зрители затаили дыхание.

— Ста-а-ять! — вдруг послышалось от дверей за моей спиной.