Дочь - [65]
Я думаю, что для Сэма Анна и Сабина были неотделимы друг от друга, сплетены, неразрывно связаны. Сабина, без сомнения, считала его брак с Анной чем-то вроде обязательств друг перед другом, как и свою связь с ним. Во время болезни Анны ему пришлось отпустить Сабину — чтобы на старости лет стать честным.
Я знал, что он видит во мне союзника: мы оба были одиноки. Исчезновение Сабины только теперь стало для Сэма реальностью — и точно так же только сейчас он осознал Аннину многолетнюю защиту, исполненную любви к нему. «Неужели все мужчины настолько вторичны? — думал я. — И неужели эмоциональный конформизм свойственен исключительно мужчинам?»
На самом деле в проигрыше оказался только я, мне предстояла долгая жизнь. Сэму и тут повезло (удача, мазл, сопровождала Сэма всю жизнь), он был стар. Все обрушивалось вокруг меня, и я не знал, что делать. У меня не оставалось ничего, кроме ярости. Но и она начинала остывать.
Я остался сидеть на стальной табуретке в заднем ряду, остальные выходили из зала.
Кто-то подошел и сел рядом. Это была Лиза. Лиза Миллер-Зайденвебер. Лицо ее было красным и опухшим от слез.
— Привет, Макс, — сказала она. — Я так рада, что встретила тебя! Я вот что хотела тебе сказать: ужасно, что мама как раз теперь умерла, от первого же приступа. Мы так радовались за вас с Сабиной, мама и я. — Она заговорщицки подмигнула. — Мне трудно сюда приезжать, в Эл-Эй[52]. Столько лжи, я не могу это перенести. Я уже давно здесь не бываю. Разве на Дне благодарения. Мама обычно сама к нам приезжала, а с отцом меня давно почти ничего не связывает.
Я знал об этом, но думал, что проблема возникла, когда дети повзрослели. Или из-за разницы темпераментов… Неужели я оказался таким близоруким — неужели Сэм оказался плохим отцом? Да, наверное, так оно и было.
— Как давно? — осторожно поинтересовался я.
Не уверен, что я хотел получить на свой вопрос развернутый, красочный ответ, к которому она, казалось, была готова. И узнать точную дату.
Но она ответила коротко, сдержанно:
— Долго. Лет пятнадцать… или шестнадцать? Если отец влюбляется в постороннюю женщину, разве ты не чувствуешь себя обманутым? Это ощущается как предательство, как измена — пусть ты и не замужем за этим человеком, но он — твой отец. Я его обожала, пока он был маме настоящим мужем. После того, что случилось, я больше не хотела его знать.
Я отметил, что ее чувства были точными и верными. И тут она мне наконец понравилась.
— У них что же, была явная, открытая связь? — спросил я из чистого мазохизма.
— Честно говоря, не знаю. Я думаю, она ему помогала, выказывала внимание, всегда находилась рядом, когда он работал. Во всяком случае, я точно знаю, что она делала больше, намного больше его личного секретаря. — Она помолчала, потом продолжила: — Я не хотела этого знать, это касается его жизни вне дома — он сутками пропадал на работе.
— Ты знала Сабину?
— Нет, конечно, нет. Я не хотела с ней знакомиться. Я с ума сходила из-за ее влияния на отца, из-за всей этой жизнерадостной ярмарки тщеславия. И из-за того, что внезапно война стала главной темой, постоянно всплывающей в разговорах. Об этом должны были сниматься фильмы — он разговаривал с пережившими войну, сыпал фактами, событиями, эпизодами, результатами расследований. Это, конечно, замечательно, но мы, между прочим, ничего не знали о том, что во время войны случилось с ним, нам он никогда ничего не рассказывал. Ей-то он рассказал все, а нас держал в неведении. Ясно, он думал, что мы, его американские дети, слишком легкомысленны, чтобы понять все это. Я сама сто раз пыталась начать с ним разговор, но он отмахивался, сердился. А потом я уехала.
Мне хотелось сказать ей, что мемуары Сэма вот-вот выйдут. Что он просто оберегал ее и Бена от слишком сильных переживаний. Но я промолчал. Я больше ни о чем не спрашивал, а она, к счастью, ничего больше не сказала.
Я с горечью думал о руинах, которые оставила за собою моя великая любовь.
Лиза заговорила снова:
— Вот почему мама так за тебя радовалась — все наконец-то сошлось. Для нее ты сразу стал вроде сына. Мама была наконец-то по-настоящему счастлива, но у нее совсем не оставалось времени, чтобы насладиться этим счастьем.
Я стал вроде сына? Для Анны? Я недооценивал Лизу. Она была не только прямодушна, она умела сочувствовать.
— Я удивилась, что Сабина не приехала. Это просто некрасиво. Папе, наверное, было бы приятно. Впрочем…
— Сабина уехала неизвестно куда, — сказал я, — пропала. Ты этого не знала? Уже давно. Мы думаем… я думаю… что она никогда не вернется. — Лиза глядела на меня в крайнем изумлении. Она ободряюще кивала, глаза ее широко раскрылись, словно помогая ей воспринять больше информации. — Она исчезла, — повторил я.
Я не хотел больше ничего говорить. Того, о чем не знал Сэм, Лизе знать не полагалось.
Она взяла меня за руку. Ее ладонь оказалась неожиданно горячей и мягкой. И я с удивлением почувствовал, что по моим щекам покатились слезы.
Она гладила мою руку, и когда я поглядел на нее, то увидел, что она тоже плачет. Мы остались совсем одни в опустевшем зале.
Потом — короткий поцелуй: мягкий и утешительный.
Судьба – удивительная вещь. Она тянет невидимую нить с первого дня нашей жизни, и ты никогда не знаешь, как, где, когда и при каких обстоятельствах она переплетается с другими. Саша живет в детском доме и мечтает о полноценной семье. Миша – маленький сын преуспевающего коммерсанта, и его, по сути, воспитывает нянька, а родителей он видит от случая к случаю. Костя – самый обыкновенный мальчишка, которого ребяческое безрассудство и бесстрашие довели до инвалидности. Каждый из этих ребят – это одна из множества нитей судьбы, которые рано или поздно сплетутся в тугой клубок и больше никогда не смогут распутаться. «История Мертвеца Тони» – это книга о детских мечтах и страхах, об одиночестве и дружбе, о любви и ненависти.
Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
УДК 82-1/9 (31)ББК 84С11С 78Художник Леонид ЛюскинСтахов Дмитрий ЯковлевичСон в начале века : Роман, рассказы /Дмитрий Стахов. — «Олита», 2004. — 320 с.Рассказы и роман «История страданий бедолаги, или Семь путешествий Половинкина» (номинировался на премию «Русский бестселлер» в 2001 году), составляющие книгу «Сон в начале века», наполнены безудержным, безалаберным, сумасшедшим весельем. Весельем на фоне нарастающего абсурда, безумных сюжетных поворотов. Блестящий язык автора, обращение к фольклору — позволяют объемно изобразить сегодняшнюю жизнь...ISBN 5-98040-035-4© ЗАО «Олита»© Д.
Элис давно хотела поработать на концертной площадке, и сразу после окончания школы она решает осуществить свою мечту. Судьба это или случайность, но за кулисами она становится невольным свидетелем ссоры между лидером ее любимой K-pop группы и их менеджером, которые бурно обсуждают шумиху вокруг личной жизни артиста. Разъяренный менеджер замечает девушку, и у него сразу же возникает идея, как успокоить фанатов и журналистов: нужно лишь разыграть любовь между Элис и айдолом миллионов. Но примет ли она это провокационное предложение, способное изменить ее жизнь? Догадаются ли все вокруг, что история невероятной любви – это виртуозная игра?
Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.