До востребования - [13]

Вечером на кухне было тесно. Вернувшиеся с работы женщины спешили с обедом. Пылали газовые конфорки, лилась вода, и кто-то отбрасывал ногой вертящегося в кухне котенка.

— Вот, полюбуйтесь, — Федорова кончиками пальцев достала из кармана передника записку. И протянула ее Марии Степановне. — Все воспитывает. Одно слово — Кактус. Лезет везде своими колючками.

Мария Степановна чувствовала себя виноватой перед Кактусом за утреннюю историю с велосипедом. Она промолчала.

— Торчит целый день дома, от безделья скоро стихи писать начнет, — не унималась Федорова. — Подумаешь! Напоил кошку! Ну напоил — и спасибо, Сиди, да помалкивай! Тоже мне, Иисус Христос!

— Не надо так… про Кактуса. Он хороший… — Пятилетняя дочь Федоровых Зиночка смотрела на мать с мольбой. — Кактус мне медведя починил. Он всех жалеет…

— Тысячу раз тебе говорила — не суйся в разговоры взрослых!

— А Кактус все равно добрый! И он говорит, что «не суйся» — это плохое слово! — выкрикнула Зиночка и убежала.

— Полюбуйся! — Федорова махнула шумовкой в сторону прикрытой двери соседа. — Он воспитывает мою дочь. Скоро она заявит мне, что я не так живу…

* * *

Светило обманчивое солнце но было ветрено и сыро. На веревках посреди двора трепыхало белье. Между вещами с визгом бегали дети, прячась за простыни и одеяла. Неподалеку от них мальчишки били прутьями по луже. Каждый увертывался от брызг и норовил посильней облить соседа. В глубине двора, на кучке серых потрескавшихся бревен сидел Николай Сергеевич и читал «Жизнь насекомых» Брема. Время от времени он поглядывал на детей. Потом подошел к мальчишкам и предложил:

— Давайте поработаем вместе. Мне сейчас пришло в голову, что из нашего двора можно сделать неплохой садик. Посадим кусты, траву посеем, поставим скамейки. Скамейки мы тоже смастерим сами. Делается это очень просто — надо врыть в землю два бревна и сверху прибить доски.

— Нету досок. И песку тоже. И кустов этих. Где их взять? — заявил пятиклассник Женька Маслов по прозванию «Боцман» — самый решительный и бесстрашный среди мальчишек. Он ходил в старом кожаном шлеме и на запястье левой руки носил толстый ремешок от часов.

Николай Сергеевич угадал в нем предводителя и говорил дальше, обращаясь к нему одному. Их обступили. Слушали, сначала хихикая, а потом молча. Подошли девочки с мокрыми прыгалками в руках. Женьке Боцману понравилось предложение Кактуса, но он еще не сдавался.

— Домоуправ ни одного гвоздя не даст. Знаем мы. Вон в пятом подъезде у Зойки Трифоновой ванная сломалась. Так они третий месяц в баню ходят или на Усачевку к тетке ездят помыться.

— Ездим, — подтвердила Зойка и вздохнула.

— Ну вот что, — Кактус положил на плечо Боцману сухую коричневую руку. — С домоуправлением я сам договорюсь. А ты организуешь ребят. Ну — по рукам?

— Ладно уж… — Боцман посопел. — Мы это устроим… Только чтоб не весь двор это самое… Обзе-ленять… Нам футбольную площадку нужно.

Теперь у Николая Сергеевича не было свободной минуты. Он ездил куда-то насчет кустарника, ходил, договаривался. По утрам сидел у конторы, ожидая домоуправа.

Скоро во дворе закипела работа. Расчищали землю от камней и обломков, вскапывали, протягивали от колышка к колышку бечеву, деля двор на газоны. Кактус почти не бывал дома. Не обедал — наспех выпивал стакан чаю с бутербродом. Он работал наравне с ребятами, а когда его лопата начинала двигаться медленнее и странный туман застилал глаза, он громко шутил или неумело, высоким старческим голосом запевал песню. Песен он знал много, некоторые из них были не знакомы ребятам. И когда его голос начинал одиноко звучать в гулкой тишине двора, Николай Сергеевич смущался, вытирал лицо большим клетчатым платком и говорил:

— А вот еще есть песня «Пионерская картошка» или «Каховка» — вы их знаете…

Десятки юных голосов подхватывали песню, и лопаты глубже уходили в землю, и лейки наполнялись водой до самых краев.

* * *

Петька стоит перед диваном с раскрытым задачником и смотрит на Кактуса.

— Что это с вами, Николай Сергеевич?

— Да ничего, милый. Ничего. Жарко вот что-то, и «душа» болит, — он похлопывает себя по груди и слабо улыбается. — Я вот тебя попрошу — передай Боцману, когда будут высаживать жасмин, обязательно в лунку надо сыпать чернозем. Жасмин уход любит. Не забудешь? Я боюсь, как бы ты не забыл…

— Да что вы, Николай Сергеевич? Да я сейчас побегу и скажу. А что, может, вам чаю согреть или чего еще?

— Жарко, милый, не хочу.

Петька срывается с места и без шапки перебегает под дождем в Женькин подъезд.

Боцман в трусах и с гирей в руке открывает ему и выслушивает наказы Кактуса. Потом они оба роются в коробке из-под печенья «Расцвет» и ищут стрептоцид. На всякий случай они прихватывают с собой еще касторку и зубные капли и бегут через двор. На лестнице им попадаются носилки с двумя санитарами и на носилках — Кактус. Он облизывает губы и не видит их…

Ребята переминаются с ноги на ногу и печальными взглядами провожают носилки. Потом Боцман спрашивает шепотом:

— Послушай, а что такое кактус?

— Это… это, в общем, колючка. В пустыне живет… В Америке…

* * *

В палате светло. Солнышко припекает совсем по-весеннему. В раскрытую форточку врываются воробьиные голоса, и поэтому совсем уже обидно лежать теперь здесь с воспалением легких… Николай Сергеевич кладет руки поверх одеяла. Он шевелит пальцами и смотрит на них. Незаметно он засыпает, а когда открывает глаза, то обнаруживает на своей тумбочке кулек с яблоками, банку земляничного варенья и письмо. Конверт толстый. Николай Сергеевич раскрывает его и находит несколько записок. Одна от Марии Степановны, другая от Федоровых. Они обещают приехать, как только к нему будут пускать. Последняя записка от ребят. Николай Сергеевич читает, и глаза ему застилает туман. Расплываются буквы, Николай Сергеевич хмурится, и туман исчезает.