До востребования - [11]

Она вздохнула, опустила полные плечи. Глядя на это осунувшееся лицо, на желтизну, появившеюся около глаз, Тоня вдруг почувствовала себя в чем-то виноватой. Но в чем ее вина? Она придирчиво припоминала свои поступки, слова от первого дня, но ничего предосудительного не находила. В конце концов, до окончания практики остается немного. Она скромно проживет это время, пореже попадаясь на глаза.

Теперь она почти не видела Красина. В тресте шла подготовка к какому-то не то совещанию, не то отчету. Дел было много.

* * *

Уезжала Тоня солнечным воскресным днем. С утра она бегала по магазинам и приносила булки, апельсины, колбасу. Василиса Романовна, успевшая за полтора месяца привязаться к Тоне, с вечера поставила тесто и теперь, нарядившись в клеенчатый фартук, с мучной пылью на бровях и ресницах, лепила пирожки, закручивала крендели, вырезала рюмкой печенье.

Красин приехал обедать раньше обычного. Он разделся, поставил на стол бутылку вина, сам достал рюмки. И за обедом, глядя на свою сухую руку, твердо державшую бокал, предложил:

— Выпьем, Тонечка, за выдержанное испытание.

И она почувствовала, что каждый понял тост по-своему и пьет за свое.

Как бы ни было трудно ей, Тоне, сколько ни приходилось ездить, всегда торопиться, изводить бумагу и чернила, сколько ни вынесла она впечатлений от своей практики, никогда не забыть ей того, как перечитывала она в газете первую свою заметку. И вот этих глаз не забыть ей тоже, и этих его слов о «железных мужиках», которые всю жизнь служат своей сказке.

Тоня вышла на кухню, достала с полки старенькую побелевшую мочалку, принялась мыть тарелки.

Вошел Красин. Присел на краешек фруктового ящика. Достал крупное яблоко, повертел в пальцах, бросил обратно.

— Так, значит, к бабушке летом поедешь? Это ты правильно надумала. Сад у нее хороший. Меня батька твой однажды взять с собой хотел. А тут как раз война… Так до сих пор поездка и не состоялась… А, знаешь. люблю я сады… Особенно весной, в цвету они хороши… Словно дымятся Идешь, и кажется, что тебе двадцать лет. Поброди за меня по такому саду. Вспомни старика…

Он снял с гвоздя кружку, напился, снова сел. Из плохо прикрученного крана падала в раковину струйка воды. Под окнами загудела машина. Красин прикрыл глаза, но тут же встал, обычным голосом заметил:

— Это, кажется, за мной.

Они прощались в передней Анатолий Петрович, снимая с вешалки доху уронил ее. Большая и пушистая, она с мягким шелестом опустилась и разлеглась у Тониных ног. Оба поспешно нагнулись, и Тоня почему-то запустила руку в пушистую, пропахшую табаком шерсть.

Пальцы ее встретились с сильной сухой рукой Анатолия Петровича. Он взял Тоню за плечи.

Было слышно, как на кухне шлепают мягкие туфли, как жалобно, монотонно падает в раковину позабытая струйка воды. Тоня почему-то вспомнила, что это Анатолий Петрович не закрутил кран, когда пил…

Она встретилась с его взглядом.

«Как он устал, должно быть…» — подумала Тоня, сотый раз разглядывая множество морщинок вокруг глубоко сидящих острых глаз. Но взгляд этих глаз был сейчас не острым, — он, ласковый и печальный, плыл перед ее лицом, проникал в самую душу, казалось, ощупывал мысли.

И. как прежде, она почувствовала, что, помимо своей воли, не может оторваться от этих глаз. Тоня знала, что пройдет много, очень много дней, а эти глаза, их удивительная сила будет жить в ней, звать ее куда-то, к чему-то лучшему, может быть, к такой же вот сказке, ради которой смолоду согласился Красин на трудную скитальческую жизнь.

Анатолий Петрович стоял перед Тоней, все еще держа ее за плечи. Он вдруг понял до конца, что эта девушка — именно тот человек, которого он когда-то хотел встретить. Что с такой, как она, шел бы он легко и радостно из года в год, всю жизнь,-

Он нагнулся к самому ее лицу и тихо, отечески поцеловал теплую щеку с маленькой темной родинкой.

— Все правильно. — Уголки крепкого рта опустились. Анатолий Петрович повернулся к Тоне спиной, надел шапку-ушанку, взял перчатки.

— Все правильно, все правильно, — тихо повторял он, словно желая убедить себя, Тоню, что все на самом деле правильно.

— Ну, не поминай лихом. Кланяйся батьке, матери. — Он, ссутулясь, пошел к двери, не оборачиваясь, захлопнул ее за собой.

Тоня, зябко кутаясь в пальто, вернулась в кухню. Василиса Романовна складывала в пакетик пироги. За окном тянулась синяя улица, отгороженная от домов осевшими рыхлыми сугробами. На уличных часах не то без двадцати пяти шесть, не то половина седьмого. Все равно. Пора уезжать.

Проходя в комнату, она услышала, что кто-то быстро поднимается по лестнице. Щелкнул ключ, в коридоре снова появился Красин.

— Я совсем забыл: в моем распоряжении еще полчаса. Я довезу тебя до вокзала. Собирайся скорей! — Тоня заторопилась. И уже спускаясь по лестнице, припоминала, не забыла ли чего. Анатолий Петрович обошел машину и сел рядом с Тоней на заднем сиденье. Мимо текли знакомые улицы. Красин сидел, чуть отвернувшись к стеклу. Тоне был виден его резко очерченный профиль. Она смотрела на Красина и думала о том, что хорошо бы так всегда сидеть с ним рядом и ехать, все равно куда, ехать долго, всегда.