До востребования

Наталья Яковлевна Лаврентьева

Рассказы Натальи Лаврентьевой глубоки по своему внутреннему движению. В них не найдешь ни острого сюжета, ни сложных положений. Но в них есть душевность и то сочувствие к человеку, которое определяет и душевный строй автора

В рассказе «Зимой» девушка Тоня, проходящая практику журналиста, приезжает в город, где живет старый друг ее отца инженер Анатолий Петрович Красин. Все есть у этого «железного мужика», как называет его отец, — любимая работа, труд, уважение товарищей; нет только одного — личного счастья. И Лаврентьева очень тонко показывает, как робко, целомудренно возникает у старого инженера чувство к девушке, которое он железно подавляет в себе, Тоня уезжает, все остается по-старому, и мы вспоминаем чеховский рассказ «На пути» с эпиграфом из Лермонтова: «Ночевала тучка золотая…»

В другом рассказе «До востребования» Лаврентьева пишет о том, как молодая женщина, сначала дожидавшаяся писем от любимого человека, вдруг перестает приходить за ними. Старый почтовый работник Иван Никодимович решает разыскать женщину, чтобы вручить ей накопившиеся письма, и узнает, что она уже с другим человеком. «Письма до востребования пишутся тем, кто умеет ждать и кто умеет приходить за ними».

Лаврентьева описывает жизнь маленьких людей с их трудом, заботами, скромной любовью. Таковы рассказы «Добрые люди», «Рана», «Последний снег». Во всех этих рассказах Лаврентьева глубоко освещает внутренний мир человека, и ощущаешь доброту автора, доброту строгую и взыскательную, но прямую и человечную.

Наталья Лаврентьева окончила несколько лет назад Литературный институт им. М. Горького. Она окончила его с отличием, была привечена добрым сочувствием и своих сверстников-студентов и своих преподавателей. Она была на пороге жизни — увлекательной, богатой радостями, освещенной делами наших людей и их чувствами. Лаврентьева могла остаться в Москве, у нее была семья, маленький ребенок, но она выбрала наиболее трудный и наиболее важный для писателя путь: она уехала познавать народ в действии, учиться у него, быть к нему в непосредственной близости.

Трагический случай оборвал молодую жизнь Наташи Лаврентьевой: она погибла. Осталась маленькая книжка ее рассказов, которая хранит образ молодой писательницы и четко определяет путь, по которому она пошла бы.

Читая рассказы Лаврентьевой, всегда ощущаешь присутствие автора, его собственное отношение к жизни, его твердое понимание ее нравственных начал. Хорошо, что осталась эта маленькая книжка — документ чистой души и понимания самых важных задач советского писателя.

Лаврентьева никогда не обманула бы той веры в нее, какую питали все, кто руководил ею в учебные годы и кто выпускал ее на трудную и ответственную дорогу писателя. Порукой этому книжка ее рассказов, воскрешающая личность молодой писательницы, только нащупывавшей первые ступени.

Вл. Лидин.

Своих посетителей Иван Никодимович знал хорошо. Сидя за окошечком «корреспонденции до востребования», поглаживая седые усы, он часто видел, с каким нетерпением многие здесь же распечатывали полученные письма.

Хлопнула дверь, вошла незнакомая молодая женщина в хорошем драповом пальто, отороченном рыжим мехом. Она вытерла с лица капли дождя, подошла к окошечку и молча протянула Ивану Никодимычу паспорт. Из-под белого платка на него смотрели внимательные серые глаза.

— Гавриловой письма нет, — ответил он и поставил ящичек на место.

Женщина вышла. На черном зеркальном стекле остались мокрые полосы от рукава. Иван Никодимыч сердито вытер полосы кусочком промокательной бумаги и посмотрел в окно.

За туманным рябым стеклом качались под ноябрьским ветром черные ветки голой липы. Шел снег с дождем.

На следующий день Гаврилова пришла опять. И письма ей не было.

Дни шли. Иван Никодимыч уже повязывал шею шерстяным кашне. Кашне выглядывало из-под форменного с петлицами воротника, подпирая подбородок, придавало его маленькой седой голове нечто гордое и решительное.

Гаврилова заходила по нескольку раз на неделе. Она предъявляла уже не паспорт, а новенькое удостоверение, на черной обложке которого было вытеснено серебром: «Литейно-механический завод». Писем ей по-прежнему не было. Женщина смотрела на худые дрожащие руки, укладывавшие письма назад в ящичек, и, постояв еще с минуту, молча уходила. Приближался Новый год. Ящички были до отказа набиты письмами, телеграммами, открытками с видами высотных московских зданий. Тридцать первого декабря служащие отделения буквально сбились с ног. Перед окошечком, где выдавались корреспонденции до востребования, стояла очередь, и Иван Никодимыч никак не мог рассмотреть круглые часы на противоположной стене. Высокий гражданин в летней шляпе над пылающими от мороза ушами получил два письма, не спеша положил их в паспорт. Когда он отошел, Иван Никодимыч на мгновение увидел циферблат и с удовольствием подумал — через полчаса будет дома, наденет связанную женой фуфайку и усядется к столу, от которого на всю комнату будет пахнуть сдобными пирогами…

В окошечке появился коричневый рукав, отороченный рыжей шкуркой. Пальцы с розовыми ноготками положили удостоверение, отодвинулись и мягко легли на черное зеркальное стекло.