До востребования - [2]

Старик знал — письмо и на этот раз не пришло. Поправив шарф, потянулся к ящичку с буквой «Г» и чуть нагнулся над толстой пачкой. Потом посмотрел на часы и вместо обычного «нет» сказал почему-то: «Вам еще не пришло». Он перевел взгляд на Гаврилову. Она, как ему показалось, была чем-то возбуждена: на лице ее не было обычного раздумья, глаза блестели. Бросив удостоверение в сумочку, Гаврилова громко щелкнула замочком.

Подходя к дому, Иван Никодимыч вспомнил, что не купил заказанный женой кагор, но обратно не пошел, а тщательно счистил снег и крутнул вертушку звонка…

Прошло две недели. Зима вошла в полную силу. Злой северо-восточный ветер продувал улицы, загонял пешеходов в трамваи, магазины, незнакомые подъезды. Приходя на службу, Иван Никодимыч переводил дыхание, вешал пальто подальше от двери, подходил к батарее и похлопывал ладонями по горячей широкой трубе. Иван Никодимыч растирал пальцы, прикладывал их к лицу и уже потом усаживался за стол и разбирал письма. Их было много. Вот опять письмо тихому рассеянному профессору Петрову. Аккуратно, раз в неделю, приходило ему письмо из Краснодара. Конверт был надписан юношески-неустойчивым, почти детским почерком. Профессор всегда прочитывал письмо тут же и только после этого прощался и уходил.

Сегодня два письма Галкиной — русоволосой девушке из строительного общежития. Она, наверное, обрадуется и забудет в окошечке варежку или тетрадку по математике.

Иван Никодимыч раскладывает письма по ящичкам и вдруг, отодвинувшись, рассматривает плотный конверт. Письмо Гавриловой. Варваре Семеновне Гавриловой. Обратный адрес надписан твердым некрупным почерком: «Красноярский край, поселок Таежный. А. Григорьев». Старик вспоминает бледную узкую кисть в широком рукаве, крупные серые глаза Варвары Семеновны.

Он сердито смотрит на обратный адрес: «Эх ты, Григорьев!.. Кстати, как его зовут? Что такое «А»? Александр? Андрей? Алексей? Может быть, Антон?»

Иван Никодимыч ставит письмо первым в ящичке. Он отпирает стол, надевает черные сатиновые нарукавники. Хлопает входная дверь, впуская первых посетителей. Старик пытается представить, какой голос у Гавриловой. Наверное, низкий, добрый.

К вечеру ящички пустеют. Остается несколько писем. Белеет в пустом отделении конверт на имя Гавриловой… Шагая по скрипучему снегу, Иван Никодимыч думает о сегодняшнем дне… Профессор Петров чем-то был огорчен и ушел не попрощавшись… Гаврилова сегодня не пришла… И вдруг он вспоминает, что она не заходила и вчера, и позавчера, и на прошлой неделе. Давно не заходила. Кажется, с того вечера перед Новым годом. Она была тогда такая оживленная и быстро ушла…

Постепенно эти мысли перебиваются другими. Он думает о том, что вот сейчас придет домой и в дверях его встретит трехлетний внук Ванька-встанька, потащит за руку в свой уголок, посадит на диван и станет искать в его карманах конфету или переводные картинки. Потом Ваньку-встаньку уложат спать, а он, Иван Никодимыч, наденет мягкую фуфайку и сядет дочитывать «Правду». Последнее время он редко ходит в гости и позже засыпает по ночам: болит голова, ломит ноги — стал стареть, в марте будет шестьдесят восемь…

Наутро, разбирая свежую корреспонденцию, он нашел еще два письма на имя Гавриловой. Через день — снова два, потом еще и еще. Его мучили теперь мысли о женщине, которая так долго ждала; он думал о ней, идя на работу и возвращаясь домой. «Надо ее как-то предупредить, сообщить ей о письмах», — думал старик, с беспокойством поглядывая на пачку одинаковых глянцевых конвертов.

В ящичке лежало семь писем, а Гаврилова все не приходила. Иван Никодимыч давно уже не сердился на неизвестного Григорьева. Теперь его беспокоило отсутствие Варвары Семеновны. Его волнение усилилось, когда однажды он из окна увидел знакомое коричневое пальто, отделанное рыжими шкурками. Варвара Семеновна Гаврилова не болела, никуда не уезжала… Не будь у окошечка двух нервничающих мужчин, поглядывающих на часы, старик подозвал бы ее или выскочил бы за ней на улицу. Но она прошла мимо, и письма по-прежнему лежали в ящичке, а незнакомый Григорьев откуда-то из Таежного все писал и писал…

Весь день Иван Никодимыч время от времени посматривал в окно. Но так Гаврилову и не увидел.

Часы показывали восемь. За окном был уже вечер, ветер громко хлопал наружной форточкой. Иван Никодимыч снял нарукавники, положил их в боковое отделение стола и рядом поставил стакан со старой алюминиевой ложечкой. Потом он запер стол, тщательно причесался, надел поглубже шапку.

Едва он вышел, как свирепый ветер, дующий с Волги, набросился на него, мигом пробрался за воротник, забегал по спине. На углу, в справочном бюро он узнал адрес Гавриловой. Положив маленький серый бланк в варежку, засунул руки в карманы и зашагал, наклонившись навстречу идущему стеной ветру.

Свернув в узкую улочку, Иван Никодимыч отдышался и поднялся по деревянной лестнице на второй этаж. Толстая старуха с недочищенной картофелиной в руках открыла ему и на вопрос, здесь ли живет Гаврилова, указала ножом на третью дверь по коридору. Иван Никодимыч, улыбаясь, снял с валенок галоши и прошел по коридору.