Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [53]

На голос командующего полком собрались Меликов, Корф и я; никто не знал, что делать. Николай вызвался идти на разведку. Переводчик Меликова, кореец Сергей, спросил у китайца, где русские, китаец показал назад на горы; «а где японцы» — тот показал в обратную сторону, т. е. за реку, так как мы вышли опять на берег Тайцзыхэ. Меликов понял, что отряд ушел назад через горы и хотел повернуть туда обоз. Я мог рассуждать только как слепой, и мне казалось, что если нельзя узнать, где действительно отряд, то лучше было бы остановиться у этой деревни и ждать рассвета.

Нас выручил сотник Деревицкий, прибывший с разъездом от 4-й сотни; он передал нам, что отряд находился в четырех верстах впереди, и предложил нам следовать за ним. Мы шли с теми же предосторожностями, как и раньше. Через реку были видны неприятельские огни и сигнализация фонарями, но нас не замечали или не хотели заметить.

Мы прошли мимо бивака двух рот Сретенского полка и вошли в деревню, занятую аргунцами и нашими сотнями, шедшими впереди обоза. Все фанзы были полны; нашлась только одна свободная (простая, как говорят казаки), но она так воняла от бродящих в больших чанах китайских заготовок, что мы не решались в ней остановиться; пришлось, однако, с этим помириться; мы раскрыли настежь все окна и двери и легли спать. Было три часа утра.

8 июля. В шесть часов утра вестовые нас разбудили, — отряд уже выступал. Было душно, стал моросить мелкий дождь.

Мы перевалили через высокий хребет, по крутой каменистой дороге и вошли в Бэнсиху. Это был первый город Китая, который казался мне чистым. Мы проходили мимо ряда каменных лавок, переправились через прочный каменный мост на реке, где уже купались прибывшие раньше нас казаки. Налево, в большой кумирне за оградой, остановился генерал Любавин со штабом; мы свернули направо и, пройдя еще раз речку вброд, расположились по фанзам. Командующий полком Бабочкин, офицеры 2-й сотни и штабные заняли богатую кумирню с целой вереницей богов выше роста человеческого. Я выбрал себе маленькую фанзу в саду, на самом берегу реки, и сейчас же отправился купаться; вода была чистая, прозрачная, но очень холодная. На террасе перед кумирней был накрыт стол; в соседней фанзе Николай и Пепино готовили обед; во дворе трубачи наигрывали американскую или английскую шансонетку «Дэзи Бэлль», вероятно, порт-артурские воспоминания. Командующий и офицеры полка давали прощальный обед Дроздовскому, вызванному генералом Куропаткиным в Ляоян для формирования разведочной сотни. Все сожалели о потере для полка такого блестящего офицера и пожелали ему счастливого пути и успеха.

Я вернулся к себе и собирался отдохнуть после непривычного пира, но отдыхать не пришлось: было получено предписание генерала Любавина идти немедленно с 5-й и 6-й сотнями в Анпинь для связи с отрядом генерала Гершельмана.

Когда я прибыл в штаб дивизии для получения инструкций, я застал там сотника Бобровского, только что вернувшегося из анпинского отряда; он передал, что генерал Гершельман намеревался завтра перейти в наступление и выбить японцев из занятого ими Сихеяна. У него была дивизия пехоты, три полка кавалерии и сорок орудий.

Вследствие изменившихся обстоятельств решено было отправить для связи только одну сотню, четвертую. Таким образом, моя командировка не состоялась, о чем я очень сожалел.

9 июля. Облачно и временами дождь. На рассвете был отправлен на рекогносцировку отряд в составе 2-й сотни Нерчинского полка, двух рот Сретенского пехотного полка и двух орудий под начальством полковника Российского; они вернулись после полудня, не встретив неприятеля.

Ожидался вечером в Бэнсиху 2-й Дагестанский конный полк, сформированный бывшим конногвардейцем Ханом Нахичеванским[65] и пополненный офицерами, служившими в Конной гвардии, и, частью, грузинами. Грузины и бывшие конногвардейцы нашей бригады выехали их встречать, и я в том числе.

В первой деревне за Бэнсиху, у поворота в улицу, мы наткнулись на двух дагестанцев-дозорных; они мигом выхватили шашки из ножен, но увидя, что ошиблись, приняв нас за неприятеля, сконфузились и вложили шашки обратно в ножны, стараясь не быть замеченными.

За авангардным взводом шла сотня, потом командир полка со старшими офицерами, князем Тумановым и Бюнтингом, позади их развевался значок Хана с золоченым полумесяцем на вершине древка. Полк с полными рядами во взводах вытянулся длинною колонною. Мы с завистью смотрели на чудных горских коней у офицеров и всадников.

Я проводил Хана до генерала Любавина и вернулся к себе около десяти часов вечера.

10 июля. Целый день дождь чередуется с солнцем.

Разнесся слух, что мы идем в Ляоян. Я несказанно обрадовался, потому что представлялась возможность повидаться с женой; но моя радость была непродолжительною: из штаба дивизии сообщено, что отряд пойдет обратно в Сяосырь, так как сотни, оставшиеся сзади, доносили, что все было спокойно и крупных неприятельских частей на правой стороне Тайцзыхэ не было видно.

11 июля. Хорошая погода опять установилась.

Я получил от Келлера письмо по-французски; выдержки из него записал в дневник, так как они касаются моей службы: «Бивак у деревни Нютхиой, 1 июля. Мой дорогой друг, будучи крайне недовольным командиром казачьего полка П., я отрешил его от должности и телеграфировал одновременно командующему армией, что на вакантную должность командира полка я прошу назначить тебя. Я был уверен в согласии Куропаткина, потому что он сам в моем присутствии обещал дать тебе командование в скором времени, а также потому, что он понимал необходимость ввести новый дух между командирами казачьих полков. Вчера вечером я получил приказ по армии с назначением на вакантную должность полковника Д. Это меня очень огорчило. Но что отложено, не потеряно. Я все-таки рассчитываю в самом скором времени иметь тебя в моем корпусе начальником отдельной части. Сейчас я пишу Гершельману, которому в настоящее время подчинен Ренненкампф, и прошу его либо послать тебя ко мне в штаб в качестве офицера для связи с его отрядом, если на то последует твое согласие, либо дать тебе отдельное командование отрядом. Эта последняя комбинация имела бы то преимущество, что на днях я собираюсь атаковать японцев, и для меня было бы очень важно, чтобы с вашей стороны тоже перешли бы в наступление. Ты понимаешь, что в письме невозможно изложить подробности моего плана атаки. Во всяком случае, знай, что ты можешь быть мне очень полезным, если Гершельман найдет возможным послать тебя с двумя-тремя сотнями или с охотничьей командой для поддержки моего наступательного движения… Нет надобности уверять тебя в моей дружбе, сердечной, искренней и постоянной. От всего сердца говорю тебе, до скорого свидания в моем корпусе. Крепко целую тебя. Ф. Келлер».