Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [51]

Не получив определенного назначения, я наблюдал за ходом боя, стоя за деревом на открытой площадке. Надо было что-нибудь предпринять, чтобы обеспечить наш левый фланг от обхода. Я направился в 1-ю сотню к командиру полка. В это время из-за леса подъехал ко мне верхом Заботкин. Пока я стоял один, на меня японцы обращали мало внимания; но подъехавший всадник их, видимо, заинтересовал: пули стали роиться кругом и бороздить землю около нас; мы укрылись в лесу.

Войсковой старшина Трухин сидел под деревом и любовался олимпийским спокойствием Дроздовского, после каждого залпа говорившего казакам: «Правильно!» Здесь же лежал Черкесов и спал сном безмятежным, в то время как я думал, что он с вершины сопки готовится дать отпор коварному врагу. «Кто же там, на сопке?» — спросил я Дроздовского. — «Еще никого нет; я пошлю туда Филиппова».

Я высказал командующему полком мои опасения относительно левого фланга и предложил просить генерала Любавина, чтобы он выслал влево от Сяосыря оставшуюся при нем 3-ю сотню.

Здесь были все так самоуверенны: сотня отчеканивала залпы не хуже пехоты; огонь противника как будто слабел, и вдруг сюда пришел непрошенный гость и надоедал всем своими опасениями обхода. Такие храбрецы, как Ренненкампф и Мищенко[64], не позволяли даже произносить этого слова.

А я знал, что тогда-то и надо было ожидать худшего, когда огонь неприятеля стихал: это всегда означало, что он перемещался на другую, более выгодную позицию, или заходил нам во фланг. Я не ошибался: Филиппов, быстро взобравшийся со своим взводом на сопку, как только получил приказание, уже открыл огонь, сперва залпами, потом пачками; значит, неприятель уже туда подоспел, и если бы мы немного запоздали, то вершина была бы уже занята японцами. Тогда нам оставалось бы или выбивать их оттуда, с большими потерями для нас, или поспешно отступать под расстрелом противника. Молодец Филиппов отлично работал и отбил наступление японцев; они отошли назад и более не пытались угрожать нашему правому флангу.

Но вот по распоряжению Заботкина прибыла с левого фланга 6-я сотня. Мне не было понятно, зачем было сделано это перемещение; потом оказалось, что она отошла оттого, что неприятель получил подкрепления. Барону Корфу было тоже приказано отойти, и там остался только один взвод 5-й сотни под командою вахмистра Каюкова. Японцы полезли на сопку, и Каюков был вынужден покинуть гребень утеса, который вскоре был занят японцами.

О том, что происходило на левом фланге, командиру полка не было известно; он продолжал оставаться при первой сотне, где все шло, как по писаному. Тогда только поняли, что нам угрожало, когда на гребне утеса показались японцы и стали оттуда громить наши 5-ю и 2-ю сотни, а также коноводов, почему-то собравшихся в одну кучу за нашим левым флангом; кто ими распоряжался, не было известно.

Неожиданностей в бою не должно быть, а для этого не надо бояться предвидеть даже неприятные сюрпризы.

Как только неприятель стал расстреливать коноводов, они бросились наутек, выпустив из рук много лошадей. Николай с несколькими казаками ловил их десятками.

Держаться было невозможно; 2-я и 5-я сотни стали уходить под выстрелами с близкой дистанции по совершенно открытой местности.

На правом фланге вследствие отдаленности от занятых неприятелем сопок было сравнительно безопасно, но и там держаться долго не было бы возможно. Отступила прежде 6-я сотня, за нею 1-я. Отступление происходило кучками и одиночными людьми пешком, так как коноводы ускакали версты на две назад.

Командующий полком был, кажется, удивлен, что дело приняло неожиданно такой неблагоприятный оборот; ему говорили, что все идет превосходно и что лучшего нельзя было желать, и вдруг картина изменилась: вместо торжества победы, пришлось бесславно удирать, подгоняемым пулями. Благодаря Филиппову, отбившему обход нашего правого фланга, нам удалось уйти со сравнительно небольшими потерями.

Мы все еще были под выстрелами, когда коноводы стали подводить коней.

Князь Меликов самостоятельно занял позицию на одной сопке на высоте Сяосыря для прикрытия отступления, но он там долго держаться не мог, потому что японцы, подвигаясь вперед, обстреливали спуск и путь отступления с этой позиции.

Чтобы обеспечить свободную переправу через Тайцзыхэ, князю Джандиери было приказано занять вершину высокой сопки у Тайцзыхэ.

Мы отступали рысью узкой тропинкой под горами, а с той стороны долины японцы перебегали с сопки на сопку и безостановочно стреляли нам вдогонку.

У небольшой деревушки, недалеко от брода, нас встретил генерал Любавин и полковник Российский со 2-м Аргунским полком. Начальник штаба дивизии находил, что мы слишком рано оставили свою позицию, и что 2-я сотня не должна была бросать занятой ею при отступлении сопки. Неопровержимым доказательством, что мы ушли не слишком рано, было то, что мы потеряли шестьдесят лошадей убитых у коноводов, т. е. в тылу; что же касается до 2-й сотни, то она не получала никакого распоряжения и действовала по инициативе своего командира теперь, как и во время боя. Вообще, общего руководства не было, и если не было более крупных ошибок, то это только потому, что сотенные командиры, в особенности Меликов и Дроздовский, знали свое дело и действовали в унисон. Были ошибки и недочеты в этом деле, но несомненно, что все исполнили свой долг вполне добросовестно; поэтому было странно слышать только одно порицание, когда мы заслужили похвалы.