Дневник Дельфины - [22]
Я больше не была одна. Я больше не останусь наедине с нашей виной. Да, настало время пойти домой и поговорить наконец с мамой!
Семья Морель подбодрила меня, придала мне мужества, я решилась признаться маме во всем, не носить в себе больше эту ужасную тайну. Но когда я пришла домой, там никого не было. Да, никого!
Мама куда-то ушла. Я быстренько поднялась к мадам Обри в надежде, что она зашла туда, но и там ее не оказалось. А мадам Обри очень удивилась, что мы разминулись, потому что, оказывается, мама отправилась за мной в Оперу. Да-да, в Оперу!
Ну, это уже слишком! Мама сейчас все узнает, и у меня даже не осталось возможности сознаться самой!
Я опять вернулась к себе. Положила письмо с известием о моем исключении на стол — так, чтобы сразу было заметно, и ушла, чтобы скрыться. Я слышала, как мадам Обри сверху зовет меня, но я бегаю быстрее, чем она, и мне удалось исчезнуть. Я умирала от стыда и от горя.
И вот я снова принялась шагать. Со вчерашнего дня я только и делаю, что брожу без всякой цели, хожу, хожу, хожу…
Я спустилась на берег. Мне хотелось пропасть, будто меня и не было, чтобы все обо мне забыли.
Стемнело. Река была совсем черной. Я больше не жила. Я стояла совсем рядом с этой черной водой…
Не знаю, сколько я так простояла, но внезапно на меня обрушился сноп света: фары огромного грузовика. Я не решилась пошевелиться, ослепленная, замкнутая в этом круге света. И вдруг я увидела месье Обри, который осторожно подбирался ко мне, а потом подошел и вцепился мне в плечо. Он держал меня так крепко, будто боялся, что я сейчас улечу. Он сипло произнес:
— Ну, ты могла бы похвастаться, что заставила нас побегать! Разве мало быть просто звездой, а не падающей звездочкой? Мама совсем задохнулась!
И я увидела маму, которая приближалась ко мне так же осторожно, а за ее спиной маячил шофер грузовика, которому удалось обнаружить меня. Мама казалась совершенно измученной. Она плакала, ей было трудно говорить. Она опустилась на колени, чтобы стать со мной одного роста, прижала меня к себе. А я стояла — как столб!
Мама повторяла:
— Дельфина, Дельфина, идем, идем, моя доченька…
Я не шевелилась.
— Идем… Идем… Пора в Оперу!
Тут я наконец призналась во всем. Сказала правду. Но мама ее уже знала. Она все узнала в театре, а когда вернулась домой, то нашла письмо, которое я, уходя, оставила на виду.
— Нужно идти в Оперу…
— Я же не могу, мамочка, меня выгнали!
Мама смеялась и плакала одновременно. Она говорила очень нежно, но убедительно:
— Я говорю тебе: надо идти в Оперу. Сегодня вечером репетиция, в восемь часов. Месье Барлоф рассчитывает на тебя, ты не должна заставлять его ждать.
Месье Барлоф… Я не могла поверить. Но мама заулыбалась еще больше, и в ее улыбке я прочитала прощение. Но она сказала мне с упреком:
— Мне-то ведь, мне-то ты можешь поверить!
Господи! Я ожила! Кошмар рассеялся! Черная река, берег, ночь — на все это я смотрела теперь совершенно другими глазами… Ко мне возвращались счастье и надежда…
Мама взяла меня за руку. Шофер грузовика глядел на нас во все глаза. Какой он милый, этот шофер! Он крикнул:
— А теперь, дамы и господа, в машину! Конечная остановка — Гранд-Опера!
Фредерик помог нам с мамой забраться на сиденье. Большой грузовик отчалил, и в таком вот экипаже я вернулась в Оперу.
Мама, конечно же, не соврала мне. Я снова заняла свое место. Это настоящий роман! Я запомню это на всю жизнь. Дама из полиции — просто чудо, и даже Дюдю, в конце концов, захотел помогать ей в расследовании. И они нашли виновную —более виновную, чем мы, потому что мы-то всего лишь хотели поиграть на крыше.
Оказалось, что нас там заперла… Жюли! Да-да, Жюли! Она призналась сама, когда инспекторша расставила ей ловушку. А исчезнувший ключ Жюли просто-напросто спрятала в моих вещах! Тайна открылась, когда Вера стала перекладывать мои вещи к себе в шкафчик, как мы договорились с Марселиной: ключ упал. Бац! — и Мерседес увидела его. Она тут же позвала даму из полиции. А та, кажется, положила ключ обратно в мои вещи, а вещи — ко мне в шкафчик, попросив Веру и Мерседес хранить молчание.
На следующий день во время урока танца дама из полиции и Дюдю сняли отпечатки пальцев у всех учениц, как у гангстеров. Тогда, понимая всю серьезность дела, девочки стали признаваться, одна за другой. Все-таки они хорошие подруги… Но в чем никто не хотел признаваться — это в том, что запер дверь, чтобы нас наказали: Бернадетту и меня. Они плакали и говорили, что это уже не игрушки. Ну, и во время репетиции Жюли нашла возможность пробраться в гримерку, когда там никого не должно было быть. История с отпечатками пальцев напугала ее. Но она не знала, что за ней все время следят, как за настоящим преступником: Дюмонтье — на сцене, инспекторша — за кулисами, Мерседес — в гримерке. И инспекторша угадала: Жюли решила забрать ключ!
Она поднялась в гримерку, стала рыться в моих вещах, и тут — это для нее было ужасно! — Мерседес включила полный свет. Так Жюли попала в ловушку.
— Ты знаешь, что теперь тебе надо сделать, — сказала ей Мерседес.
Жюли пыталась сопротивляться, но Мерседес была строга:
