Длинные уши в траве. История косули Рыжки - [19]

Папка взял рюкзак и пошел в деревню за покупками, а главное, за новой кашей и молоком; бабушка с дядюшкой вымыли Артура и отправились в лес, а мама объявила забастовку: она, мол, только и знает, что прыгает вокруг плиты, и потому сегодня будет загорать, поскольку тоже имеет право на отдых.

Именно так мама и сделала. Разложила кушетку, мы с Ивчей натерли ее маслом, и она легла возле Рыжки. Солнышко высушило росу и дождь и снова начало сильно припекать. Я взяла с собой на каноэ Ивчу, и мы поплыли против течения к самой отмели, где посередине реки есть песчаный островок; вода там ужасно затягивает и мчится через камни, и туда иногда отправляется папка ловить форелей, что в такую красивую крапинку, а чешуя отливает серебристой зеленью. Наша Ивча одна ни за что на свете не села бы в лодку: во-первых, она еще довольно маленькая, а во-вторых, она умеет грести только с одной стороны, так что в воде она все время вертится или несется прямо в ольховник. В прошлом году у нас было еще две лодки. Одна наша, а другая дядюшкина. Дядюшкину мы называли «сытухой» или «дирижаблем» — это был большой деревянный ялик, в который могло бы вместиться и шестеро человек. Дядюшка говорил, что наше пластиковое каноэ супротив его ялика ноль без палочки, потому что ялик — лодка надежная и, главное, безопасная. Он ходил на ялике ловить рыбу, сильно греб двумя веслами и возил с собой рюкзак с рыболовными снастями, табуретку, одеяльце под зад, чтоб не простудиться, и большой литровый термос с мочегонным чаем против болезни, которая у него от спорта. Тут уж каждый рыбак знал, что плывет дядюшка, потому что по реке расходились большие волны и казалось, что собирается буря. Рыбаки убирали свои удочки, чтобы случайно дядюшкин «дирижабль» не запутался в лесках, и кричали дядюшке: «Куда опять прешь со своим „Титаником“?»

На ялике наша Ивча могла вволю дурачиться, и она не упускала случая: нарочно кружила по реке, врезалась в берега и натыкалась на ветки или сильно раскачивала лодку, распугивая рыбу.

Однако осенью дядюшка не привязал как следует ялик, а только выкатил его на берег и перевернул кверху днищем, и, когда пришло половодье, лодку унесло неведомо куда. Дядюшка очень сожалел о ней, а бабушка сказала: «Легко пришло, легко и ушло», — ведь ялик достался дядюшке от одного человека, который работает в деревне столяром и когда-то играл с дядюшкой в футбол.

Теперь у нас осталось только наше каноэ, которое все-таки тоже надежная лодка и идет совсем легко, только надо уметь грести, хотя и нельзя вытворять на нем всякие Ивчины фокусы.

Мы плывем к островку — там выйдем и немного отдохнем. Где-то на берегу гнездо зимородка, мы часто видим, как он летит от реки с рыбкой в клюве, потом вдруг рраз — и нет его. Отдохнув, мы отдаемся течению, лодка плывет тихо-тихо, и мы можем хорошо разглядеть, что происходит на берегах. Мы видим, как спят дикие утки, спрятав клюв под крыло, наблюдаем за дикими кроликами и грызунами, трясогузками и ласками, а однажды мы видели, как грелась на отмели щука, похожая на потопленное полено. С лодки можно собирать грибы, в основном подберезовики, которых с берега вообще не видать, и еще ежевику, но она немного другая, чем та, что растет в лесу и созревает только осенью, — не такая сладкая, как лесная, но зато много крупнее и созревает раньше земляники.

Ивча говорит, что купит себе водолазные очки, сунет в рот длинную соломинку и будет плавать по дну среди рыб, а главное, будет обрезать рыбакам крючки. У нее все время такие идеи, что от них рехнуться можно. Дядюшка говорит, что она, скорее всего, пошла в бабушку, а бабушка говорит дядюшке, что раз он в нашей семье совсем ничего не смыслит, так пусть лучше помалкивает.

Вода уносит нас потихоньку к плотине — тут нужно быть очень осторожным, чтобы течение не отнесло под щит. Надо грести вплотную у левого берега, а потом можно высадиться прямо на плотину, которую обычно вода не омывает, и бетон под солнцем так раскаляется, что об него легко обжечься. Тут самое лучшее место для купания: хотя вода всего по колено, но зато она теплая и дно песчаное, по нему ходишь, как по перине. Реку мы обследовали вдоль и поперек, без нее здесь было бы грустно. Только нам довольно часто становится жалко реки — например, когда в нее спускают отходы с бумажной фабрики или когда люди бросают в нее разные консервные банки и полиэтиленовые пакеты. Она защищается, как может, особенно в половодье, — все смывает; только иной раз долго не бывает дождя, как, например, нынче, тогда от воды начинает нести илом, на берегах в корнях ольхи застревают консервные банки, полиэтиленовые отрепья и вообще всякий мусор, который люди выкидывают.

Но если несколько дней зарядит дождь, вода очищается, гладь ее снова замечательно блестит, и все в ней отражается, как в зеркале. Рыбы радуются, снуют туда-сюда и выпрыгивают над гладью, а подусты перевертываются в реке брюхом кверху, и рыбаки говорят, что рыба опять зеркалится, вода даже слишком чистая и что лучше, если бы она немного рябилась, — не были бы так видны лески.

Под вечер к плотине на отмель стягиваются пескари, мы иногда ходим с фонариком ловить их сетью, но тут можно поймать даже щуку. А вечером туда отправляются на ночлег маленькие рыбки и мальки, поэтому там часто летает зимородок.