Всю жизнь терпеть не могла, когда мужчины вели себя как… вот так себя вели. Но следовало казаться предельно милой, любезной и легкой как перышко.
Большой брат только пожимал плечами и на его губах играла усмешка полного и тотального превосходства как минимум над одним волооким месье Маруа, который украдкой разглядывал нашу пару под прикрытием неприлично длинных ресниц. Мы привлекли его внимание — тут сомнений быть не могло, вот только кто именно заинтересовал его больше? Исходя из такой внешности в опасности находились мы оба.
— Какой… интересный тип, — пробормотала я, выдохнув, когда мы смогли отойти от посла. Маруа, разумеется, остался при начальнике, но его взгляд на себе мне приходилось ощущать довольно часто.
— И не говори, — фыркнул Арджун, снимая с подноса проносящегося мимо официанта пару бокалов с шампанским для себя и для меня. — Присмотрись как следует, Бель, — едва слышно произнес друг, — это «счастье» может сам выглядеть и одеваться как угодно, но взглядом он раздевает сугубо женщин. Твоя проблема, милая, только твоя. Развлекайся, Аннабель Стоцци, таких приключений в твоей жизни не было.
И очень хотелось надеяться, что и не будет. Как вообще это чудо допустили на дипломатическое поприще со строгим этикетом, правилам которого требовалось следовать неукоснительно?! И что самое возмутительное, я, которую в Вессексе признавали одной из первых красавиц страны и даже внесли бы официальный список, имейся таковой в наличии… я меркла на фоне надушенного павлина как белая лилия теряется рядом с георгином! Вульгарный цветок с вульгарным значением!
— Кажется, у меня разболелась голова, — сообщила я другу. — Отойду на балкон, подышать. Не терять и не паниковать.
Арджун кивнул, стало быть, услышал.
Когда я вышла на балкон, увитый плющом, сзади раздался звук легких шагов. Я понадеялась, что просто-то кто-то из официантов решил позаботиться о гостье или, на худой конец, Солнышко пожелал составить мне компанию. Но не с моим везением.
— Вы устали от шума, мадемуазель Стоцци?
Услышав слащавые жеманные интонации Филиппа Маруа, уже ни с чем их не перепутаешь до самой смерти.
Я натянула на лицо самый дружелюбный из возможных оскалов и медленно повернулась к мужчине.
Так, он пришел с двумя бокалами шампанского. Как предусмотрительно со стороны месье Маруа, его присутствие я точно лучше буду переносить, немного выпив. Или много. Как там говорят в одной далекой северной стране? Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки? Интересно, а сработает этот принцип относительно неприятных мужчин? Потому что, если вдуматься, холеный, напомаженный, ухоженный сверх всякой разумной меры Филипп Маруа не был некрасив, скорее наоборот. Но при одном только взгляде на такое великолепие хотелось найти у себя на родине самого небритого и грубого мужика и сделать ему предложение руки и сердца. Сходу.
— Да, немного устала, месье Маруа, — решила на всякий случай согласиться с предположением мужчины.
Вообще, лучше не объяснять своих поступков, ни больших, ни малых.
Но господи ты боже мой, сколько времени он тратит на эту укладку?! И как это выходит, что у меня волосы выглядят не настолько ухоженными, как у этого мужчины? Да противоестественно же! Не должно на свете существовать таких мужчин — это оскорбляет всех женщин мира!
— Надеюсь, глоток шампанского поможет вам немного прийти в себя, мадемуазель, и вернуться в зал. Вы одно из главных украшений вечера.
В таких неловких ситуациях главное понять, тебя уже соблазняют или просто сыплют ничего не значащими светскими любезностями. В данном случае, учитывая экстерьер собеседника, так просто не разобраться. Не хотелось бы обмануться в движущих Маруа мотивах и поставить себя в неловкое положение.
Вместе с Филиппом Маруа пришел и густой тяжелый запах роз. Казалось, галатиец только что принял ванну с розовой отдушкой, а после еще и для надежности с ног до головы натерся розовым маслом. Запах был невероятно навязчивым, от него кружилась голова. Хорошо, хотя бы не хотелось чихать.
Сама сущность моей службы прямо противоположна всем возможным скандалам, а вот так начать чихать — это попросту неприлично на подобном приеме, да еще и в таком обществе.
— Вы сама любезность, месье Маруа, — ответила я, чувствуя, как постепенно от непонимания сути ситуации растет напряжение. Бокал я взяла преувеличенно осторожно. Была у меня в юности такая очаровательная и крайне экстравагантная привычка — волнуясь, слишком сильно сжимала ножку фужера. Едва забылась — в руках хрустальное крошево, рука изрезана, платье в крови, окружающие в истерике.
Теперь, когда мы были довольно близко друг от друга, удалось понять по косвенным признакам, что лукавый и смазливый галатиец старше меня и, вероятно, Солнышка. Тридцать точно есть, возможно и больше, но косметические ухищрения скрывают биологический возраст.
— Ну что вы, мадемуазель, — растянул он яркие то ли от природы, то ли из-за тинта губы в любезной улыбке, — говорить правду легко и приятно. И позвольте отметить, вы прекрасно владеете языком.
«Я не замечаю двусмысленностей, я не замечаю двусмысленностей. Даже если их говорят вот с таким выражением на мор… лице. Я приличная девушка и выше всяческих пошлостей».
