— Мам? Я у Вики. Пару часов. Мы фотографироваться будем.
Дверь ответила ей рассеянным вздохом. Ленка слетела по ступеням, хлопнула дверями подъезда. И уже возле Викочкиной лавки, пустой из-за стылой паршивой погоды, остановилась резко, вдруг поняв — не проверила почту. Первый раз с того дня, как стала ждать письма от Валика Панча. Вдоль длинного дома дул ледяной ветер, забивал в кусты скомканные бумажки, гнул голые ветки кустов. Поднимал над головой перепутанные Ленкины волосы. А она держала за ручки увесистую сумку и думала, напряженно сводя брови. Забыла. Просто забыла! Потому что думала о съемке, о тряпках и о том, есть ли у Семки в комнате свободная розетка для вспышки. Вдруг встало перед глазами лицо доктора Гены, он кивнул ее мыслям, прикрывая светлые глаза, улыбнулся знающе и слегка цинично. И вся любовь, да, Малая? Перестрадала, и вот — месяца не прошло, а ты уже забываешь, как три дня тому от ящика не отходила, ключ из рук не могла выпустить. Так чего ты от пацана хочешь, Ленуся? Если ты так, после такого больного и острого ожидания, то он наверное раньше еще отошел, отвлекся, и живет себе поживает.
Она дернулась было обратно, внимательно слушая себя, вдруг полетит сейчас птичкой, теряя тапки и роняя вещи, лишь бы проверить, а вдруг — письмо!
И мысленно погладила себя по голове, поняв, сумеет удержаться. Проверю потом, когда вернусь от Семачки, решила и пошла в подъезд, испуганно радуясь, что кажется, острая невыносимая боль пошла на убыль. И хорошо. И скорее бы.
В просторной, почти пустой, чем она Ленке и нравилась, Викочкиной комнате девочки размахнулись. Тем более, что Семки материнские причитания мало праздновала, вышла в кухню разок за компотом, скандально там огрызнулась и после решительно подперла двери стулом. Тыкнула в клавишу магнитофона, который стоял на полированной полке у окна. Тот, шелестя пленкой, запел хриплым голосом Криса Нормана. Открыла шкаф, вываливая на диван гору цветных тряпок. И не два, а часа четыре девочки, смеясь и споря, натягивали колготки, шорты, застегивали пуговицы на старинных ботиках, сбив набекрень соломенную шляпу с бахромой их помпончиков, которую Викин отец привез из рейса как сувенир — на стенку повесить. И хохотали, садясь на диван или стул, падали на пол, укрытый полосатым ковром, наверчивали на себя куски ткани, прикидывались то принцессами, то лисами Алисами, то еще неизвестно кем. Ленка снимала, командуя и сердясь, смеялась сама. Иногда отдавала «Смену» Оле, та, неловко крутя и спрашивая, куда нажимать, нажимала. А Ленка снова сердилась, через улыбку подсказывая, куда же нажимать. Даже Викочка развеселилась и забыла обижаться.
Потом устали. Повалились на диван в ворохах тряпья, как были — в сетчатых колготках и шортах, обмотанные цветным крепдешином.
— Что там твой Валера, Семачки? — спросила Рыбка, лениво потягиваясь и разглядывая согнутое сетчатое колено.
— Угу, — мрачно ответила Вика, села, обхватывая колени и уложила на них подбородок, — мой, как же. Я ему нужна, только вот пока не приехала его эта, старая.
— А приедет?
Викочка пожала голыми плечами в мелких веснушках.
— Ты же нам доказывала, что знаешь как. Кричала, захочу, сразу мой будет, — удивилась Оля.
А Ленка подняла голову, защищая Викочку:
— Оль, ну чего ты пристала. Ну мало ли, кричала, а сейчас передумала просто. Не хочет уже. Да, Викуся?
Семачки помолчала. Потом спросила равнодушным голосом:
— А чего это вас Кинг катал на машине? Ты же с Пашкой, вроде, ходишь.
— Не катал, — возмутилась Ленка. Села, стаскивая короткие шорты, все в лохматых латочках, — подвез просто. А Пашка друг. Мы и не встречаемся с ним, просто дружим. Викуся, а компот есть еще?
— Угу, — Семки кивнула и, накидывая халат поверх мини-юбки и куска шифона, наверченного на грудь, пошла к двери, — щас, я в туалет еще.
— Оля, — вполголоса предупредила Ленка, — смотри не ляпни Семачки, насчет Гани. Она еще мелкая девочка, и дурында, не хватало с ней мороки потом. Мало с тобой вот.
Оля, как всегда, занервничала, движения стали резкими, и Ленка вдруг подумала, когда-нибудь Рыбка выйдет замуж. И будет там, получается, как Ленкина мама, вечно ходить со своими нервами. Мотать их мужу и детям тоже. Интересно, это все от характера? И можно ли это изменить? Хорошо бы не быть такой, думала Ленка, глядя, как Оля дергает с ноги ботик, а пальцы срываются с пуговиц.
— Оль, ну ты чего? Что я такого сказала?
— Да нормально. Просто подумала вот. О нем. А Викочке я не скажу, конечно. Знаешь…
Они обе прислушались к дальнему разговору в кухне. И Оля продолжила:
— А ты сама как? Насчет этого?
— Я? — Ленка так удивилась, что села, спуская ноги. На магнитофоне Крис Норман в десятый раз исполнил свою коронную песню, и бобина, щелкнув, остановилась.
— А что я-то?
— Как что? — удивилась теперь Оля, — вы же с Пашкой…
— Оля! Да мы дружим!
Рыбка покивала скорбно, натягивая свою теплую юбку в клетку.
— Я тебе Викочка, да? Какая дружба. Он с тебя не слезет. Ты если бы не хотела, давно бы его послала уже.
Она уже переоделась и вытащив из сумки щетку, резкими движениями расчесывала белые пряди, наклонив голову набок. Ленка сидела рядом, натягивая вельветки.