Диковинки красного угла - [2]

— Добавлять тут нечего. Все, что он сказал — неправда. А как жаль! Ведь Павел — однофамилец такого великого человека.

Карла после замешательства сказала, уже не улыбаясь:

— А ну-ка, поясни, какого человека?

— Павел Фивейский — это такой святой, друг Антония Великого, монах, который жил в пещере Фиваидской, в Египте, ему ворон каждый день хлеб в клюве приносил.

— Как, ворон в клюве? — Карла снова улыбнулась. — Ваня, но вы уже вышли из возраста, когда сказки за быль принимают.

— Это не сказка. Это «Жития святых». Мы их с дедушкой каждый день читаем...

Карла перебила его мягко:

— Нельзя опираться на «Жития святых» как на историческое свидетельство...

— Почему? — возразил новенький. — Там все правда, а вот здесь, — он щелкнул пальцем по учебнику, — вранья хватает!

Что там вранья хватает, Карла была вполне согласна, однако подобные пощелкивания у шестиклассников надо пресекать.

Карла подняла вверх палец и сказала назидательно:

— Но-но! Нельзя так говорить.

— Можно. Ложь можно обличать. Спаситель сказал: проповедуйте. А врагов не убивать, врагов любить надо, потому что эта заповедь — не человеческая выдумка, а наказ самого Господа. Начнешь мстить всем врагам, обязательно найдется кто-то, кто посильней тебя. Кто тогда спасет тебя от его мести? А простишь своего врага, тогда и Господь всех, кто тебе мстить собирается, силы лишит.

— А ты читал Евангелие?

— Мы его с дедушкой каждый день читаем, а что непонятно, он мне растолковывает.

— А кто у тебя дедушка?

— Сторож при церкви Предтеченской. Мы только позавчера туда, в сторожку, переехали. Ну, и еще столярит там, на службе прислуживает.

— Шестерит, — произнес пренебрежительно чей-то голос сзади.

— В храме шестерить — Богу угодить, — тут же ответил новенький.

Карла не успела среагировать на эту словесную перепалку, только руку подняла, призывая к молчанию.

— А еще что-нибудь ты читаешь, Ваня Собирателев?

— Зако-он Бо-жий, — почти пропел тот же голос сзади.

— Закон Божий уже прочел. И тебе советую, — ответил новенький, не оборачиваясь.

— Так! Говорить с места можно только после поднятия руки и моего разрешения.

— А еще мы читаем «Жития святых».

— М-да... Ну, а Пушкина, Лермонтова?

— Читаю, их мне тоже дедушка дает.

— Какой послушный внучек, — усмехаясь сказал отличник.

На этот выпад Карла почему-то не среагировала.

— Вообще-то, такое послушание — это хорошо, — Карла вздыхала, сосредоточенно раздумывая. — Но, понимаешь, э-э... мы, взрослые, тоже ведь, бывает, ошибаемся, когда дело касается... ну, таких вещей... в области культуры... Мы, понимаешь, часто недооцениваем то, что бесценно, вечно, и — переоцениваем, так сказать, временное, уходящее.

— А Евангелие и «Жития святых» — это и есть вечное и бесценное.

— Ну, а остальное культурное богатство: литература, кино?

— А это и есть временное и уходящее.

— Ну, а однобокость, в ней, вообще-то, тоже хорошего мало... — слегка даже раздраженно сказала Карла. — Прости, пожалуйста, э-э... твой дедушка, он что, запрещает тебе читать что-либо без его разрешения?

— Да я и сам не хочу.

Карла сокрушенно покачала головой, постукивая ногтями по столу.

— Мой дедушка поставлен надо мной Богом, — продолжал Ваня, — и, слушая его, я Самого Бога слушаю. А если не буду слушать, то... «В малом ты был неверен, кто доверит тебе большее?» — это Сам Иисус Христос так сказал.

— Это все тебе дедушка внушил?

— Мы про это выписывали вместе, когда читали.

— Но, извини, пожалуйста, твой дедушка — не Бог! Он может и ошибаться! Да так, что жизнь твою искалечит...

— Если мы делаем не рассуждая то, что нам велят, то сделанное нами будет во благо, а если в чем-то ошибались те, кто велели нам, то надеемся, что их ошибки Сам Бог и исправит. Исправит для всеобщего назидания, чтобы мы, делающие, слушались бы по-прежнему, а поставленные над нами — ошибки свои поняли.

— Это что, цитата откуда-то? — почти испуганно спросила Карла.

— Да, — улыбаясь ответил Ваня Собирателев. — Это дедушка мне написал, а я выучил.

«Это уже не просто неограниченная власть, это что-то уже совсем...» — что именно «совсем», Карла не успела додумать.

Все с той же широкой улыбкой Ваня Собирателев сказал:

— Карла Кларовна, мы про Нерона и Сенеку забыли.

Карла даже вздрогнула и не обратила внимания на искажение своего имени-отчества.

— Ну да... и что же теперь ты скажешь про Нерона?

— А про Нерона скажу, что ему, несчастному, Божьего благословения не было, чтоб его неограниченная власть на добро шла, а не на зло. А императорская власть и должна быть неограниченной! Но опираться надо не на идолов дурных, не на учения Сенеки, а на Бога.

— Это все тебе тоже дедушка внушил?

— Это мы с ним читали! У Сенеки все его учение опирается на гордость да на достоинство, да на честь, а это и есть гнилые палки, на них не опираться, а выбросить их надо. А христиане, которых Нерон велел на кострах сжигать и на крестах распинать, они имели Божье благословение вынести все муки. И опора их — те самые заповеди-поучения, — Ваня полуобернулся к Павлу, — Христовы поучения, из которых главное — прости! не суди! И висящие на крестах христиане, которым огнем поджаривали пятки, римской толпы никакого сочувствия не вызывали. Римская чернь требовала у императора только хлеба и зрелищ. Не знала римская языческая чернь ни к кому сочувствия. А терпением боли и презрением к смерти римлян тоже не удивишь. Всегда те, кого казнили, или кричали от боли и молили о пощаде, или, стиснув зубы, проклинали своих мучителей-палачей. И вот римляне видят невиданное и слышат неслыханное: страдальцы благословляют своих палачей. Гордый самоубийца Сенека такому научить не мог, и никто из людей этому научить не мог. И вообще, христианство, это не просто учение, это — все! Это — полнота жизни здесь, на земле, и дорога в Царство Небесное. Так дедушка говорит.