Дигенис Акрит - [6]

Боялся, что чужой он им, стыдился, уличенный,

И горевал, что предстоит с любимою расстаться.

175 Не ведая, как быть ему, к жене своей вошел он,

Надеялся — она одна его утешить сможет,

И ничего не знал о сне, ниспосланном всевышним.

«Зачем ты это сделала? — воскликнул со слезами,—

Так вот, как любишь ты меня? Так вот как держишь клятвы?

180 Не признавался ль я тебе во всех своих желаньях?

Не пожелала ль с радостью ты следовать за мною?

Ведь я не принуждал тебя, не прибегал к насилью,

Нет — настояла ты сама, чтоб ехали мы вместе,

Чтоб путь свершили радостно и снова возвратились;

185 Но страха перед господом глаза твои не знают,

Подговорила братьев ты, склонила на убийство;

Забыла разве, как с тобой всегда я обращался?

Я пленницей[104] тебя увел, а почитал хозяйкой,

Рабой иметь тебя хотел,—к тебе попал я в рабство;

190 От веры, от родителей из-за тебя отрекся,

В Романию отправился любви к тебе исполнен,

А благодарность какова? Ты смерти мне желаешь.

Не нарушай, прекрасная, торжественных обетов,

Не отрекайся от любви, от страсти, нас связавшей;

195 Ведь если братья вновь твои грозить начнут насильем

Увидишь — меч свой обнажу[105] и заколюсь от горя,

И будет пусть тогда господь судьею между нами.

А ты у всей своей родни[106] лишь осужденье встретишь

За то, что тайну выдала, доверенную мужем,

200 Что предан и погублен он, словно Самсон Далилой»[107].

Такие речи вел эмир, горюя неутешно,

Уверенный, что выдала она его решенье,—

Ведь оскорбленная любовь приносит злые речи.

А девушка, услышав то, лишилась дара слова[108],

205 Ответить не могла ему, как будто онемела,

И так подавленной[109] она часами оставалась.

Ведь часто провинившийся приводит оправданья,

А невиновный — тот молчит и что сказать не знает.

И под конец, когда с трудом собою овладела[110],

210 Рыдая, стала восклицать: «За что меня бранишь ты?

Зачем винишь меня, супруг? Любви ль моей не знаешь?

Не я — да не случится то! — твой план посмела выдать.

Пусть, коль виновна я, живой земля меня поглотит,

Для всех живущих на земле пусть послужу примером

215 Дурной изменницы-жены, предавшей тайну мужа».

И видя, что еще сильней печаль эмира стала,

Что близок он к безумию, отчаяньем охвачен

(Избыток ведь отчаянья безумие рождает,

А обезумев, многие идут на беззаконье),

220 Бояться стала, чтоб мечом себя не заколол он,

И к братьям бросилась бежать, рвя волосы от горя:

«О братья милые мои, тревожить перестаньте

Ни в чем не виноватого,— ведь гибель его близко:

Безумием охваченный, готов он заколоться.

225 Всевышним заклинаю вас — не обижайте гостя,

Из-за меня отрекся он от родичей, от веры

И никогда не помышлял дурное причинить вам.

А нынче матери своей страшится он проклятья

И хочет в Сирию идти, чтоб с матерью вернуться,—

230 Об этом рассказал он мне и показал посланье.

И сами ведь страшились вы, чтоб мать не прокляла вас,

Отважились пуститься в путь одни вы против тысяч,

С врагами завязали бой из-за меня в ущелье,

И вам не смерть была страшна, но матери проклятье.

235 Таким же страхом он объят и в путь скорей стремится».

Так говорила девушка, увещевала братьев

И волосы рвала свои, и слезы проливала.

А те, не в силах вынести ее рыданий горьких,

Воскликнули немедленно, сестру свою целуя:

240 «В тебе одной у нас душа, в тебе услада сердца,

И если хочешь ты сама, чтобы поехал зять наш,—

Пусть богом поклянется он, что быстро возвратится,

И мы помолимся тогда, чтоб путь его был счастлив».

И успокоив так сестру, вошли в покои зятя,

245 Прося прощенья у него за прежние их речи:

«Забудь обидные слова, не знали мы всей правды,

Не наша это ведь вина, но сам ты провинился,

Не пожелав нам о своих намереньях поведать».

Простил им прошлое эмир и заключил в объятья,

250 Затем, к востоку обратясь и руки вверх воздевши,

Провозгласил: «О мой Христос, о сын и слово бога,

Привел меня ты к светочу божественного знанья,

Из мрака вызволил и спас от заблуждений тщетных,

Все помыслы сердечные ты ведаешь, все тайны;

255 Коль позабыть посмею я любимую супругу

Иль этот сладостный цветок — дитя мое родное,

И не вернусь от матери так быстро, как сумею,—

Пусть для зверей и хищных птиц в горах добычей стану,

И между христианами пусть места мне не будет!»

260 И стал он после этого готовиться в дорогу.

Когда ж через пятнадцать дней закончились все сборы,

И сделалось известно всем, что близится прощанье,

То собралась вокруг толпа — друзья его, родные,

И можно было увидать любовь супругов верных:

265 С женою рядом шел эмир, держал ее за руку,

В опочивальню шли они, туда вступили вместе.

Лились ручьями слезы их, лились, из сердца словно,

И слышались стенания, сменявшие[111] друг друга:

«Дай слово мне, владычица, дай мне свое колечко[112],

270 И буду я, прекрасная, носить его в разлуке».

А девушка со вздохами ответила эмиру:

«Смотри же, клятвы не нарушь, властитель золотой мой,

Обнимешь коль другую ты — всевышний покарает,

Карает за грехи господь и справедливо судит».

275 «Любимая! — ответил он,— коль сделать так посмею,

Иль позабуду о любви, о страсти, нас связавшей,

Иль сердце, благородная, твое в печаль повергну,

Пускай разверзнется земля, Аид[113] меня поглотит,

Пусть не увижу радости с тобой, благоуханной».