Дигенис Акрит - [12]

И стал размахивать хвостом[181], бока свои хлестать им,

И двинулся на юношу с рычаньем кровожадным.

А мальчик, нападенья ждал, высоко меч свой поднял,

185 На голову звериную обрушил он оружье,

Да так, что разрубил ее до плеч одним ударом.

И обратился Дигенис с такою речью к дяде:

«Мой повелитель золотой, узри величье бога:

Не лег ли бездыханным лев, подобно двум медведям?»

190 И поцелуями тогда отец его и дядя

Покрыли руки и глаза, покрыли грудь героя

И говорили так ему исполнены веселья:

«Любой, кто красоту твою и дивное сложенье

Увидит, о любимец наш, не станет колебаться,

195 Но без сомненья все твои деяния признает».

И впрямь чудесным юноша сложеньем[182] отличался,

С кудрями русыми он был и с черными бровями,

Как розовый цветок, лицо, глаза на нем большие,

И в сажень шириною грудь, подобная кристаллу[183].

200 Взирал на мальчика отец, безмерно веселился

И, радуясь, сказал ему с великим ликованьем:

«Невыносимо жар палит — настало время полдня,

Когда в болотистых местах[184] приют находят звери.

Давай же отойдем к воде, дарующей прохладу,—

205 Лицо свое омоешь там, струящееся потом,

Одежды сменишь старые — ведь загрязнил ты платье:

Звериной пеною покрыл, окрасил львиной кровью.

Да! Трижды я благословен, родив такого сына,

И руки пусть отцовские тебе омоют ноги.

210 Свободна у меня душа от всех тревог отныне,

И посылать тебя смогу, не ведая заботы[185],

В набеги многократные на вражеские станы.

И вот к источнику пошли они без промедленья,

Чудесной там была вода и словно снег холодной,

215 Вокруг расселись, и одни ему омыли руки,

Другие же — лицо его и ноги омывали;

Вода лилась от родника и жадно ее пили[186],

Надеясь, что отваги им придаст такое средство.

И мальчик старую свою переменил одежду:

220 Накидки легкие[187] надел, чтоб чувствовать прохладу,

Поверх — накидку красную с краями золотыми[188],

Кайму ее усеяли[189] жемчужины большие,

А воротник был амброю и мускусом[190] надушен,

Не пуговицы были там — жемчужины большие,

225 И окружало золото отверстья для застежек.

Нарядны были и чулки[191] — их грифы украшали,

И камни драгоценные усеивали шпоры —

Рубины. красовались там на золотой чеканке.

А между тем сильней всего желал отважный мальчик

230 Домой вернуться к матери, не причинить ей горя,

И спутников призвал своих скорее вскачь пуститься.

Как голубь, белоснежного коня переседлал он,—

Блистали драгоценности на лошадиной челке[192],

А среди них бубенчики висели золотые,

235 Бубенчики несчетные, и звук их раздавался

Чудесный, восхитительный и всех вокруг дививший.

Зелено-розовый платок[193] из шелка был на крупе,

Седло собою покрывал и защищал от пыли,

И скрепки[194] были на седле с уздечкой золотые,

240 И жемчуг ювелирную ту украшал работу[195].

Был смелости исполнен конь[196], резвился без боязни,

Искусством верховой езды владел прекрасно мальчик;

И кто ни видел отрока, давался диву, глядя,

Как твердой воле всадника был резвый конь покорен,

245 Как юноша[197] в седле сидел, что яблочко на ветке[198].

И вот направились они назад в свое жилище,

Сначала слуги-отроки, построенные рядом,

За ними дядя поскакал, отец героя — сзади,

Посередине — юноша, блиставший словно солнце;

250 Копье он с позолотою и с лезвием двуострым[199],

Зеленое, арабское, рукою поднял правой;

Людские взоры радовал, приятен был в беседе,

И взглядом мускус источал, и весь благоухал он[200].

* * *

Т 1028 Домой вернулись путники, поели и попили,

И время потекло у них в забавах и веселье.

1030 А между тем отец-эмир все дни свои отныне,

Что шли своею чередой с круговращеньем солнца,

Стал в размышленьях проводить над божьими путями

И радовался каждый день с супругою любимой;

На сына[201] глядя, счастлив был, друзьями окруженный,

1035 Пока пред ним не выросли врата годов преклонных,

И не оставил подвигов он всех на долю сына.

Когда же славный Дигенис, прекрасный, благородный,

Достиг с годами, наконец, расцвета силы юной

И мужем настоящим стал среди мужей считаться,

1040 Вскочил он как-то на коня, отправился из дома,

Копье с собою захватил, да взял свою дубинку

И воинов собрал своих, чтоб спутниками были.

Когда ж отправились они, пустились в путь тяжелый,

Услышал вести Дигенис об апелатах[202] смелых,—

1045 В теснинах как скрываются и подвиги свершают,

И самому узнать ему героев захотелось.

Пошел один и зарослей достиг он тростниковых,

А в них свирепый лев лежал,— содрал со зверя шкуру

Иоаннакий-апелат[203], достойный изумленья.

1050 Увидел тушу львиную Акрит, и вот с печалью

Глубокий вздох он испустил, сказав слова такие:

«Когда же славных храбрецов глаза мои увидят?»

Тут встретил водоноса[204] он, слугу при апелатах,

И стал вопросы задавать ему нетерпеливо,

1055 И Дигенису водонос сказал без промедленья:

«Чего ты, добрый юноша, от апелатов хочешь?»

А Дигенис на те слова ответил водоносу:

«Желаю сделаться и я одним из апелатов».

Взял Дигениса тот с собой и, вот, они пробрались

1060 В неведомое, страшное разбойничье жилище.

Там Филопаппа[205] он нашел, лежавшего на ложе,

И шкур звериных множество вокруг[206] него увидел.

Склонился со смирением Акрит Василий юный,

Почтенье оказал ему, сказал слова привета,

1065 И вслед за этим Филопапп, старик, ответил гостю: