Дигенис Акрит - [14]

«Поверь, отец, похитить я не собираюсь деву.

А те засады тайные меня не испугают;

Лишь об одном прошу тебя, коль дашь на то согласье:

Стратигу предложи родство[230] — пусть браком породнимся,

305 И если даст согласие, я стану ему зятем,

И тестем станет он моим по собственной охоте[231];

А коль согласия не даст, то горько пожалеет».

«Любимый сын мой, много раз я предложенье делал,

Но убедить не мог никак стратига согласиться».

310 Такие от отца слова в ответ услышал отрок

И вдруг заметил девушку — в окне ее увидел.

Глядел, как зачарованный, не в силах сделать шага,

Был разум потрясен его, и сердце трепетало;

Погнал коня[232] он под окно, приблизился к той деве

315 И тихим голосом с такой к ней речью обратился:

«Дай знать мне девушка, прошу, не обо мне ль мечтаешь[233]?

Коль обо мне, скажи скорей, и будешь мне женою;

Коль в мыслях у тебя другой, просить не стану больше».

Услышала то девушка, служанке поручила:

320 «Спустись и отроку скажи, служанка дорогая:

«Ты душу захватил мою —- господь тому свидетель;

Не знаю только, юноша, из рода ты какого.

Коль звать тебя Василием, Акритом Дигенисом,

Знатна тогда семья твоя и всех других богаче,

325 И родственники мы с тобой — от Дук ведь происходим.

Но стражу мой отец, стратиг, из-за тебя расставил, —

Дошла и до него молва о всех твоих деяньях;

Так берегись — не попади из-за меня в опасность,

Смотри, чтоб юности своей до срока не лишиться —

330 Не знает сострадания отец мой беспощадный».

И снова он заговорил и девушке ответил:

«В окошко выгляни, мой свет[234], красу свою яви мне,

И пусть любовь безмерная мое охватит сердце.

Ты, видишь — молод я еще и мало жил на свете,

335 Путей любви не ведаю и не знаком со страстью;

Но коль желанье быть с тобой наполнит мою душу,

То знай: стратиг, родитель твой, и все его родные,

И слуги-воины его,— пусть мечут они стрелы,

Пусть заблистают их мечи — бессильны предо мною!»

340 И не могли они никак свою беседу кончить,

К поступку безрассудному любовь их побуждала;

Над всеми властвует любовь, порабощает разум

И правит мыслями она, словно конем возница;

И оттого влюбленные владеть собой не могут,

345 Родные не смущают их, сосед им не помеха;

И, стыд забыв, они любви становятся рабами.

Пришлось такое испытать и деве благородной,

И из окна она чуть-чуть златого наклонилась.

Мгновенно очи юноши краса ее затмила,

350 И ту солнцерожденную[235] не мог он видеть ясно;

Казалось будто лик ее сиянье излучает,

И выглядела девушка как будто на картине:

Светловолосою была[236] красавица, кудрявой,

Со взглядом радостным, живым и с черными бровями;

355 Напоминало снег лицо, украшенное дивно

Цветком бесценным пурпура, приятного владыкам.

Увидел юноша ее, достойный изумленья,

И в сердце был он поражен, в душе осталась рана,

Почуял боль безмерную, не мог владеть собою,

360 А дева благородная, его страданья видя,

Была не в силах вынести, чтоб мучился любимый;

И верности свидетельство послала Дигенису,

Наполнив радостью его великой и блаженством,—

Колечко отдала[237] ему, сказала на прощанье:

365 «Иди теперь и счастлив будь, меня не забывая».

А он, не медля, на груди залог бесценный спрятал

И так ответил: «Завтра же опять меня увидишь»,—

И, радостью охваченный, пустился в путь обратный.

Когда ж домой приехали, почувствовал тревогу

370 И всей душой к всевышнему с мольбою обратился:

«Господь, владыка,— произнес,— услышь мою молитву:

Пусть солнце поскорей зайдет, взойдет скорее месяц

И в деле, что задумал я, помощником мне будет,—

Один ведь одинешенек[238] отправиться желаю».

375 И своему конюшему[239] затем приказ он отдал:

«Ты расседлай того коня[240], седлай мне вороного,

Подпруги укрепи[241] с двумя ремнями упряжными,

А на седло чудесную повесь мне меч-дубинку[242],

Мундштук тяжелый дай коню, чтоб слушался он быстро».

380 Обед настал, но Дигенис к еде не прикоснулся,

И никаких напитков он не захотел отведать;

О девушке мечтал одной и о красе чудесной —

То отказаться был готов, отчаяньем охвачен,

То снова чудилось ему, что сбудутся надежды;

385 И всем казалось, будто он — во власти сновидений[243].

Сидела рядом мать[244] его, спросила с удивленьем:

«Скажи мне, что с тобой, дитя? Ты душу мне печалишь.

Не причинил ли зверь вреда, не потревожил страх ли?

Иль дух тебя околдовал, твою отвагу видя?

390 Поведай обо всем скорей, не мучай мою душу[245],

Нет пользы свой недуг скрывать — еще сильней страданье».

«Не причинил мне зверь вреда,— ей юноша ответил,—

И душу никакая мне забота не тревожит;

А если околдован я, не проклинай ту деву;

395 Мне зла она не сделала,— я невредим остался».

И вот поднялся с места он, отправился в покои,

Обулся, приготовился и взял свою кифару.

Сначала лишь руками[246] стал он ударять по струнам

(Умел прекрасно Дигенис играть на инструментах),

400 Ее наладил, заиграл и напевал чуть слышно:

«Когда любимая вблизи, не надо сна лишаться,

А если любишь издали, зевать не надо ночью;

Далек к моей желанной путь — пора спешить в дорогу.

Не спит любимая моя, душа ее томится»[247].

405 Меж тем зашло светило дня, взошел на небе месяц;

Один тогда он поскакал и захватил кифару.

Проворно[248] вороной бежал, как день был месяц светел,

И вот покоев девушки он на заре достигнул.