Дигенис Акрит - [13]

«Добро пожаловать, коль ты измены не готовишь!»

И так Василий на привет ответил Филопаппу:

«Измены не готовлю я, но сделаться желаю

Теперь же в этом лагере[207] одним из апелатов».

1070 И отвечал ему старик, когда услышал это:

«Коль хвалишься ты, юноша, что станешь апелатом,

Дубинку захвати с собой и вниз иди на стражу[208].

И коль на страже сможешь ты пятнадцать дней поститься,

Да так, чтоб веки глаз твоих от сна не закрывались,

1075 Дотом охотиться пойдешь и львов убить сумеешь,

И ободрать, и шкуры их снесешь сюда проворно,

И спустишься на стражу вновь, коль не изменят силы;

Когда ж со свитою большой пойдут вельможи мимо...[209]

А 1617 С невестою и женихом,—проникнешь в середину,

1619 Похитишь новобрачную, сюда ее доставишь[210],

1620 То нет сомненья, юноша,— ты станешь апелатом».

Услышал это Дигенис и возразил немедля:

«Пустое говоришь, старик,— еще ребенком малым

Дела такие я свершал. Одно тебе отвечу:

Пусть заяц[211] в гору побежит[212] — поймать его сумею

1625 И куропатку быструю рукой схвачу в полете».

И по приказу старика сиденье апелаты

Серебряное принесли, Акрита усадили,

Чудесный стол поставили пред юношей радушно,

И стали есть они и пить, исполнены веселья;

1630 И каждый говорил[213] из них и хвастался, что может

Немало храбрых воинов осилить в поединке.

И слыша это Филопапп к Акриту обратился:

«А ты, о славный юноша, кого сразить сумеешь?»

Без промедления в ответ им предложил Василий:

1635 «Давайте, отроки, возьмем с собою по дубинке,

Оставим нашу трапезу, сойдемся на равнине,

Сражаться там дубинками начнем между собою,

Кто победит соперника — возьмет его дубинку».

И по дубинке тут они с собою захватили —

1640 Иоаннакис и Киннам[214], достойный изумленья,

И вместе с ними Дигенис и многие другие —

И вниз они отправились, собрались на равнине,

Между собою начали дубинками сражаться...

Т 1079 И вот Василий Дигенис во время состязанья,

1080 Вооружась дубинкою, вошел к ним в середину»

Одних дубинкой он сразил, а прочих — кулаками,

И руки этих храбрецов пустыми оказались.

Забрал с собою Дигенис дубинки побежденных

И возвратился к старику, сказав слова такие:

1085 «Возьми дубинки, Филопапп,— оружье апелатов,

Коль недоволен — и твою сумею взять дубинку!»

Такое дело славное свершил Акрит чудесный,

Вернулся к спутникам своим обратно на дорогу,

И вслед за этим по домам пошли они обратно.

1090 И проходили в радости все дни у Дигениса

Василия, храбрейшего, чудесного героя,

И в трепет приводил он всех сраженьями своими...[215]

1100 Теперь начну, любимый мой[216], рассказывать другое —

О том, как у чудесного и славного стратига,

У Дуки[217], власть имевшего над областью ромейской,

Прекраснейшая дочь была, чье имя — Евдокия[218].

Молва об этом имени дошла и до Акрита,—

1105 Ведь знаменит был род ее[219], краса необычайна.

Вскочил он как-то на коня, отправился из дома,

В дорогу отроков позвал, пустился на охоту[220],

Когда же поохотились, направились обратно.

* * *

ГФ 254 А на пути их дом стоял великого стратига,

255 И близко к дому подойдя, герой воскликнул громко:

«Коль любит[221] верно девушку прекраснейшую отрок

И коль проходит мимо он и прелесть ее видит,

То сердце сковано его, и жизнь ему не в сладость!»

И голос сладкий[222] юноши проник за стены дома,

260 И в изумленье там пришли, подобно Одиссею[223],

Что находясь на корабле сирен услышал пенье.

Услышала и девушка[224] призывы Дигениса,

Красою наделенная и прелестью безмерной,

Из рода знаменитого, прославленного всюду.

265 Владенья той красавицы и все ее богатства

Никто бы сосчитать не смог, представить не сумел бы.

Один лишь дом ее и тот нельзя воспеть достойно,

Мозаикой украшенный из мрамора и злата;

А там, где девушка жила,— отдельные покои[225],

270 Отделанные золотом, мозаикою пестрой,—

Покоями девичьими их в доме называли.

И стоило лишь девушке, богатой и прекрасной,

Пришельца юного того увидеть перед домом,

Как запылало сердце в ней, и жизнь ей стала в тягостьу

275 Страданье обожгло ее,— и что здесь удивляться?

Всего острее красота[226], опасны ее стрелы,

В глаза вонзается она и в душу проникает.

Напрасно взгляд свой отвести от юноши старалась,—

Расстаться дева не могла с красою Дигениса,

280 И побежденный взор ее к нему тянулся снова.

И вот служанке на ухо она сказала тихо:

«В окошко выглянь, милая,— вот юноша приятный,

Ты видишь, как прекрасен он и как сложен на диво.

В зятья бы если взял его отец мой, повелитель,

285 Поверь мне,— зятя бы имел он лучшего на свете»,—

И не сводила глаз с него, смотрела неотступно.

Не знал об этом[227] юноша, и спрашивать он начал:

«Чей дом передо мной стоит, такой большой и страшный?

Стратига может самого, что по молве известен?

290 Не здесь ли девушка живет, прославленная всеми?»

«Ты прав, дитя сладчайшее,— отец ему ответил[228],—

Погибло много за нее ромеев благородных».

И снова сын спросил: «Отец! А как они погибли?»

«Задумали они, дитя, ту девушку похитить,—

295 Ведь, говорят, наделена она красою дивной.

И вот узнал о них стратиг, той девушки родитель,

Засады[229] сделал тайные, попали все в неволю,

И головы лишил одних, других лишил он зренья,

Ибо велик могуществом и славен в этих землях».

300 Вздохнул печально Дигенис и так отцу ответил: