Диана де Пуатье - [94]

И благословенная Звезда — с мудростью

Делают вас куда более всего этого достойной изумления.

Оливье де Маньи тоже посвящает «Оду» воспеванию красот и очарования «садов Эвне». Для него, как и для дю Белле, поместье являет собой волшебный союз «мудрости», «добродетели» и всемогущества. Поэт воздает по заслугам и целомудренной вдове великого сенешаля, и подруге Аполлона одновременно.

Ронсар в стихотворении, написанном в 1556 году, описывает дворец Ане как истинный храм богини, вернувшейся на землю^[473]:

Если б я мог, Маньи, достигнуть благодаря милости

Нашего д’Авансона расположения той.

Что носит сто тысяч имен из-за своего воздействия

И трижды меняет лик:

Возле садов Ане, в прелестном месте,

Я запечатлел бы ее достоинства в бессмертных письменах

И всех могущественных богов, идущих за нею.

Когда, повесив на шею рог, она мчится на охоту…

Диана де Пуатье — это новая Диана, более совершенная, чем прежняя. Лесть поэтов, основанную на мифологии, более ничто не сдерживает. Дю Белле умоляет ее добиться от возлюбленного покровительства искусству и, стало быть, девяти музам^[474]:

Сделай же так, святая Диана,

Чтобы сей добродетельный король,

Исчерпав силы неугомонного Марса,

Изредка прислушивался

К голосам девяти Дев.

Ронсар просит лишь за себя самого:

И точно так же, как Луна, приближаясь

К Солнцу, обретает яркость, добродетель, силу, могущество,

Потом, отдаляясь от него, нежным приливом

Питает небо, землю и море.

Так наше Солнце, озаряя Вас своими лучами.

Позволяет Вам источать счастье на Францию,

Но я еще не в полной мере ощутил изобилие.

Даруемое каждому Вашими дивными чертами.

Диана, которой и ста имен было бы мало,

Возьмите лук и придите уничтожить чудовище.

Которому безразличны песни…

Феб любит стихи, как король поэтов,

А Диана — его сестра: стало быть, если вы его сестра.

Любите служителей Феба, своего брата^[475].

Со своей стороны. Оливье де Маньи заявляет, что античная богиня Луны навсегда уступила место Диане новой^[476]:

Она сияет лишь ночью, в свой черед.

Но ваши добродетели и днем и ночью

Изливаются на нас и украшают мир…

Ибо Солнце, благословенная принцесса,

От которого вы получаете сей божественный свет,

Куда величественнее того, от коего Феба

Получает свет на склоненное чело.

Уступая этой волне льстивых уверений, Диана приказала изображать себя в Ане в виде богини-охотницы, о чем свидетельствует описание от 1640 года: «Что еще весьма достойно внимания, так это длинная галерея слева, полная множества великолепных картин и пейзажей, а также портретов означенной Дианы де Пуатье, то изображенной в виде охотницы, то обнаженной, подобно Диане Античности, то одетой с великой пышностью, свойственной моде того времени, иногда — такой, как в совсем юные годы, иногда — постарше, словом, в различных ипостасях и убранстве».

Эти портреты, написанные в то время, когда Диане уже перевалило за пятьдесят, были, несомненно, идеализированы^[477]. Среди них могла находиться и «Диана-охотница», ныне хранимая в Лувре, созданная между 1550 и 1560 годами. Франсуаза Бардон так определила стилистические особенности этого произведения: «В сочетании мягкости и несколько фригидной хрупкости, в нематериальности плоти, лишь едва женственной, и этой тихой холодности есть напоминание об эстетике Фонтенбло. Однако в естественном моделировании тела, реалистическом изображении правой руки, точности воспроизведения украшения, скрепляющего ленту, видна принадлежность к французскому искусству — искусству, уже освободившемуся от итальянской манеры. Это стиль периода Ане — сочетание идеального и естественного».

По мнению того же автора, с этой картиной стилистически довольно сходна и «Диана» из коллекции Спенсера в Алторпе — поясной портрет охотницы. Иная версия картины — из музея Санлиса — запечатлела Диану на отдыхе, возлежащую подле оленя. Надпись на картуше картины Спенсера — цитата из псалма 42-го «Оливетанской библии» (французской версии, опубликованной Пьером-Робером Оливье в 1535 году для Водуа Альпийского):

Как олень, истомленный жаждой, стонет

У иссякшего источника,

Так стенает моя душа

Без тебя, о. Господи!

Король Генрих, как говорили, любил распевать этот псалом на охоте, а Диана отвечала ему пением другого гимна.

Вполне естественно, что все, кто благодаря родству, из соображений выгоды или из благодарности поддерживал отношения с Дианой, исповедовали культ новоиспеченной богини. Так обстояло дело в Бургундии с графом де Тоннер, Антуаном де Клермоном, супругом Франсуазы де Пуатье, сестры Дианы. В его замке Анси-ле-Фран самое почетное место в «зале Дианы», чей свод населяли божества Олимпа, отводилось именно богине-охотнице. Она представала застигнутой во время купания вместе со своими нимфами и поражающей проклятием Актеона, потом, в облике Дианы-Венеры, получала от Париса золотое яблоко за красоту, к великой досаде Минервы и Юноны. Благочестивые сентенции тщетно пытались смягчить языческий характер изображений. Так, над сценой с Актеоном можно было прочесть: «Господь, даруй славу нам, но во имя твое».

Неподалеку, в Танле, Франсуа д’Андело, брат Колиньи, в 1559 году тоже начал перестраивать свой средневековый замок. От этих строительных работ сохранилась угловая башня главного здания, известная как «башня Лиги». Там на фреске мы видим собрание богов, как на параде представших перед грозным оком Юпитера, мечущего молнии. Если воинственные божества снабжены привычными атрибутами — палицей, трезубцем или копьем, то богини вооружены лишь собственной красотой. Юнона, изображенная вместе со своим павлином, отвернулась от зрителя, зато Диана-Венера смотрит прямо на него.