Девятьсот часов неба. Неизвестная история дирижабля «СССР-В6» - [96]
Чтобы преодолеть 215 километров до Бежецка, потребовалось 5 часов 40 минут. Из-за сильного встречного ветра средняя путевая скорость составила всего лишь около 38 километров в час.
Устинович перед тем, как уйти отдыхать, обошёл корабль с инспекцией, заглянул в моторные гондолы. У Новикова в кормовом моторе отказал аэротермометр выходящего масла, на маслобаке появились небольшие потёки. Бак заделали, в Мурманске предстояло заварить течь и заменить термометр, а пока бортмеханик должен был аккуратно контролировать температуру масла рукой.
В следующий раз Чернов вышел в эфир в 5:07 с радиограммой:
5:07. Комиссии. В 05:00 часов прошли железную дорогу Ленинград – Красный Холм. Идём точно по маршруту. Путевая скорость 44 километра в час. Паньков[228].
Путевая скорость оставалась низкой. Сохранись она на том же уровне – путь до Мурманска занял бы почти двое суток.
Радиограмму отправил Паньков, к этому времени сменивший Гудованцева. По свидетельству Почекина, ночью пилотские вахты распределялись так:
Расписание ночных пилотских вахт
Значит ли это, что командир № 1 наконец-то позволил себе несколько часов сна? Совсем не обязательно. Тот же Почекин рассказал, что «командир Гудованцев своей вахты точно не соблюдал, и он больше наблюдал за полётом и кораблём».
К утру дирижабль прошёл около четверти пути до Мурманска и в 7:00 был у станции Бабаево на железной дороге Ленинград – Волхов – Череповец, в 400 километрах от Долгопрудной. Стоявший на командирской вахте Паньков радировал в штаб комиссии: путевая скорость 43 километра в час, ветер встречно-боковой 37 километров в час, видимость хорошая.
Средняя путевая скорость за всё время полёта к этому моменту составила около 40 километров в час. Ветер снижал её больше чем в два раза против той, которую могли обеспечить три мотора, работающие на 1000 оборотов в минуту, и упорно не хотел меняться.
После Бабаево курс корабля немного изменили к западу, чтобы где-то между станциями Лодейное Поле и Подпорожье выйти к железной дороге Ленинград – Петрозаводск. Там можно было уцепиться за этот «компас Кагановича»[229] и дальше визуально ориентироваться по нему.
Солнце, взошедшее незадолго до 9 часов, застало дирижабль над заснеженной малонаселённой Вепсской возвышенностью с невысокими холмами, поросшими соснами и берёзами, обширными болотами и неглубокими озерками.
В половине десятого утра на вахте всё ещё стоял Паньков, отправивший радиограмму:
9:30. Комиссии. В 9:10 проходим озеро Кендозеро. Идём точно по маршруту. Высота полёта 300 метров, идём в нижней кромке облаков, не слышим Петрозаводск. Прошу перерыва до 12:30, буду брать карту[230]. Паньков[231].
Эта радиограмма была принята радиостанцией в Архангельске и передана в Москву. Вероятно, из-за помех при записи текста в названии озера появилась лишняя буква: на самом деле Паньков, по-видимому, имел в виду Кенозеро, которое они прошли неподалёку от деревеньки Корвала, примерно в 95 километрах к северо-западу от Бабаево[232]. В документах комиссии Микояна это неправильное «Кендозеро» и вовсе переиначили в «Янд-озеро», а уже оттуда ошибка перекочевала в официальное сообщение о гибели дирижабля.
Утром 6 февраля расписание вахт начало ломаться. Продолжал бодрствовать Паньков, которому полагалось в 8 часов отправиться на отдых. Тогда же Устинович должен был сменить Коняшина, но тот оставался на вахте до 10 часов.
К полудню дирижабль вышел к Петрозаводску, преодолев за 15 часов примерно 700 километров, то есть двигался со средней скоростью 45–50 километров в час. Любопытно, что Устиновичу скорость казалась более высокой, он рассказывал о 60–70 километрах в час. Ощущения Почекина были ближе к истине: не выше 50–60 километров в час.
От самой Москвы шли при очень плохой погоде. Ночью пересекли несколько атмосферных фронтов, поэтому корабль сильно болтало. Низкая облачность, туманы, снег, плохая видимость сопровождали «СССР-В6» почти до самого Петрозаводска, а последние два часа полёт проходил в сплошном тумане, временами шёл сильный мокрый снег. Металлические части дирижабля стали покрываться льдом.
К счастью, обледенение, представляющее собой одну из самых серьёзных угроз, не достигло опасных масштабов.
Радиоинженер Воробьёв, как прикомандированный специалист, не нёс вахт, а занимался радиоаппаратурой. Работы хватало, поэтому поспать ночью удалось не больше трёх часов, а с утра они вместе с Ритсландом взялись за испытание дорогого подарка от УВЛ Аэрофлота – радиопеленгатора «Телефункен». Прибор вскоре отказал. Воробьёв выяснил, что на две лампы не подаётся напряжение, однако точную причину повреждения, несмотря на все старания, найти так и не сумел. Во второй половине дня пеленгатор отключили от бортовой электросети и по приказанию Гудованцева демонтировали, чтобы оставить бесполезный груз в Мурманске.
Когда прямо по курсу под низким сплошным пологом облаков показались дымящие трубы столицы Карелии, погода немного улучшилась, шёл слабый снег.
В воскресный день центральные улицы были многолюдны, горожане разглядывали дирижабль, а сверху незнакомый город с интересом изучали дирижаблисты. Приметная круглая площадь с большим памятником Ленину из серого гранита. Геометрически правильные кварталы центра, сбегающие вниз, к Онежскому озеру, где застыли вмёрзшие в лёд корабли. Всё это удалось рассмотреть за пару кругов над городом, которые нужны были штурманам для уточнения показаний приборов.
