Девочка с пальчик - [4]
Если бы мне предстояло обрисовать коллективный портрет взрослых, включая себя самого, этот портрет получился бы не слишком лестным.
Хотел бы я быть ровесником Девочки с пальчик и ее приятелей: в восемнадцать все еще можно переделать, придумать заново.
Надеюсь, что жизнь мне отпустит еще некоторое время, и я сумею поработать вместе с этими ребятами, которым посвятил свою жизнь, всегда испытывая к ним почтительную привязанность.
II. Школа
Голова Девочки с пальчик
Иаков Ворагинский в своей «Золотой легенде» рассказывает, что во времена гонений на христиан, учиненных императором Домицианом, в Лютеции произошло чудо. Римская армия схватила Дионисия, которого первые христиане Парижа избрали епископом. Он был брошен в тюрьму, подвергнут пытке на острове Сите и приговорен к отсечению головы на холме, который впоследствии получил название Монмартр.
Не пожелав подниматься на вершину холма, ленивая солдатня казнила жертву на полдороге. Голова епископа покатилась на землю. Тогда – о ужас! – обезглавленный Дионисий встал с колен, подобрал голову и, держа ее в руках, продолжил карабкаться вверх по склону. Чудо! Легион в ужасе бежал. Иаков добавляет, что Дионисий задержался у источника, чтобы ополоснуть голову, а затем двинулся дальше, к нынешнему городку Сен-Дени. Теперь он канонизирован.
Девочка с пальчик открывает свой компьютер. Хотя она не помнит этой легенды, ей тем не менее кажется, что перед нею, у нее в руках ее голова, напичканная всевозможными науками и в то же время ясная, – поисковики находят нужные тексты и изображения, а программы обрабатывают бесчисленные данные куда быстрее, чем это могла бы сделать она сама. Там, в отрыве от себя, она держит свою доселе бывшую внутреннюю познавательную способность, подобно тому как святой Дионисий нес в руках свою голову. Девочку с пальчик обезглавили? Случилось чудо?
С недавних пор мы все превратились в святых Дионисиев. Мозг отделился от головы с ее костями и нервными клетками. Компьютер – ящичек у нас в руках – вмещает в себя и приводит в действие то, что мы называли нашими «способностями»: память, причем тысячекратно более мощную, чем наша; воображение, нашпигованное миллионами образов; и даже разум, ведь компьютерные программы могут решить сотни задач, с которыми мы бы в одиночку не справились. Наша голова лежит перед нами, в овеществленном ящике мысли[6].
Что по отсечении головы остается у нас на плечах? Интуиция, изобретательная и неуемная. Знания загружены в ящик, но охота к изобретению по-прежнему с нами. И любопытство: неужели мы обречены быть умными?
Когда появилось книгопечатание, Монтень, как я уже говорил, предпочел ясную голову накопленным знаниям, поскольку их запас, уже объективированный, стоял у него на полках в виде книг. До Гутенберга историкам требовалось знать наизусть сочинения Фукидида и Тацита, те, кто интересовался физикой, заучивали труды Аристотеля и греческих механиков, а те, кто совершенствовался в ораторском искусстве, – сочинения Демосфена и Квинтилиана… Иначе говоря, все они пичкали голову. Способ сэкономить: на запоминание места книги на полке уходит меньше ресурсов памяти, чем на хранение всего ее содержания. Новый способ сэкономить, более радикальный: нет надобности помнить даже место книги – этим занят поисковик.
Отрубленная голова Девочки с пальчик – уже не та, что прежние головы, которым лучше было быть ясными, чем напичканными наукой. Девочке с пальчик больше не нужно усердно трудиться, чтобы приобрести знание – вот оно, тут, перед ней, объективное, коллективное, уже собранное и взаимосвязанное, доступное в любую минуту, десять раз перепроверенное и уточненное. Поэтому она может заняться пустым местом над своей шеей. Там – свежий воздух, ветерок, того лучше – свет, который изобразил Боннб, живописец-академик, на своем полотне с чудом святого Дионисия в парижском Пантеоне. Там обитает новый гений, изобретательный ум, чистая познающая субъективность. Секрет Девочки с пальчик, ее отличие – в этой прозрачной пустоте, за этим ласковым бризом: знание, почти даровое, однако едва уловимое.
Не возвещает ли Девочка с пальчик конец эры знания?
Твердое и мягкое
Как произошла столь радикальная перемена в природе человека? Будучи практичными и склонными к конкретике, мы не можем отрешиться от представления, будто революции имеют дело с осязаемыми вещами: для нас важны орудия – молотки, серпы. Такими же «твердыми» и осязаемыми именами мы называем порой исторические периоды: вспомним промышленную революцию, бронзовый век, железный век, век тесаного камня, век шлифованного камня. На мягкое – знаки – мы, до известной степени слепые и глухие, обращаем меньше внимания, чем на все эти осязаемые, твердые, утилитарные машины.
Однако изобретение письма и, позднее, книгопечатания преобразило культуры и общества сильнее, чем совершенствование орудий труда. Твердое воздействует на вещи, мягкое – на учреждения людей. Техника предполагает и развивает навыки; технология предполагает и развивает гуманитарные науки, публичные собрания, политику и общество. Разве могли бы мы без письменности объединиться в города, сформулировать право, учредить государство, помыслить монотеизм и историю, изобрести точные науки,
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Павел Кренев (Поздеев Павел Григорьевич) – писатель интересный и самобытный. Палитра творческих интересов его необычайно разнообразна и разнокрасочна. Это и глубокое проникновение в людские характеры и судьбы, и отображение неповторимых красок русской природы, великолепия и очарования морских пейзажей. Своими историческими зарисовками он увлекает нас в мир прошлых интереснейших событий. Написанные им детективы, наполненные ошеломляющими деталями, яркими сюжетными поворотами, свидетельствуют о прекрасном знании автором излагаемого материала.Он умеет писать о зверье и птицах как о самодостаточных участниках Божественного мирозданья.
Роман «Поцелуй кувалды» – пятая по счёту книга Владимира Антонова. В ней рассказывается о талантливом человеке, наделавшем много глупостей в начале жизненного пути. Вслед за этим последовала роковая ошибка, которая в дальнейшем привела героя к серьёзным последствиям. На фоне происходящего разворачивается его личная жизненная драма. Все персонажи вымышлены. Любое совпадение случайно.
"Перед вами азиатский мегаполис. Почти шестьсот небоскребов, почти двадцать миллионов мирных жителей. Но в нем встречаются бандиты. И полицейские. Встречаются в мегаполисе и гангстерские кланы. А однажды... Однажды встретились наследница клана "Трилистник" и мелкий мошенник в спортивном костюме... А кому интересно посмотреть на прототипов героев, заходите в наш соавторский ВК-паблик https://vk.com/irien_and_sidha по тегу #Шесть_дней_Ямады_Рин.
Кристоф Симон (р. 1972) – известный швейцарский джазмен и писатель.«Франц, или Почему антилопы бегают стадами» (Franz oder Warum Antilopen nebeneinander laufen, 2001) – первый роман Симона – сразу же снискал у читателей успех, разошелся тиражом более 10000 экземпляров и был номинирован на премию Ингеборг Бахман. Критики называют Кристофа Симона швейцарским Сэлинджером.«Франц, или Почему антилопы бегают стадами» – это роман о взрослении, о поисках своего места в жизни. Главный герой, Франц Обрист, как будто прячется за свое детство, в свою гимназию-«кубик».
Гражданские междуусобицы не отошли в историю, как чума или черная оспа. Вирус войны оказался сильнее времени, а сами войны за последние тридцать лет не сделались ни праведней, ни благородней. Нет ничего проще, чем развязать войну. Она просто приходит под окна, говорит: «Иди сюда, парень!», – и парень отправляется воевать. Рассказы Т. Тадтаева – своего рода новый эпос о войне – именно об этом. Автор родился в 1966 году в Цхинвале. Участник грузино-осетинских войн 1991–1992 годов и других военных конфликтов в Закавказье.
«Добро пожаловать в овеществленное прошлое виртуального будущего! В этой книжке помещены два эссе, написанные в 1990-е годы, когда Сеть только-только превратилась в существенный элемент повседневной жизни. Сегодня для нас, граждан постиндустриального общества, настолько естественно обмениваться информацией по компьютерной сети с людьми в любой точке мира, что мы об этом даже не думаем. Для двадцатилетних студентов Университета Вестминстера, где я преподаю, Сеть – нечто такое, что было всегда. Это поколение не представляет, как родители вообще ухитрялись общаться и работать, делать покупки и заниматься политикой без компьютеров, ноутбуков, планшетов и смартфонов».
“Не все люди склонны к прокрастинации, и не каждому прокрастинатору способна помочь стратегия упорядоченной прокрастинации, поскольку иногда это свойство является проявлением проблем посерьезнее, а для их решения нужен более глубокий подход, нежели поверхностное философствование. Тем не менее, если судить по моему почтовому ящику, на этих страницах многие смогут разглядеть себя и в результате если не решить свою проблему полностью, то хотя бы испытать облегчение. Нелишним бонусом будет и целый ряд симпатичных понятий, которые можно применить к себе, таких как акразия, горизонтальная организация, приоритетность заданий, синдром незакрытых скобок”.
“Я вспоминаю, как впервые услышал о радио. Это были иронические газетные заметки о настоящем радиоурагане, грозящем опустошить Америку. Тем не менее создавалось впечатление, что речь идет не только о модном, но действительно современном деле.Это впечатление затем рассеялось очень скоро, когда мы услышали радио и у себя. Сперва, разумеется, удивлялись, как доходят эти звуковые передачи, но потом это удивление сменилось другим удивлением: что за передачи приходят из воздушных сфер. То был колоссальный триумф техники: венский вальс и кулинарные рецепты отныне наконец доступны всему миру.”.
«Культурная индустрия может похвастаться тем, что ей удалось без проволочек осуществить никогда прежде толком не издававшийся перевод искусства в сферу потребления, более того, возвести это потребление в ранг закономерности, освободить развлечение от сопровождавшего его навязчивого флера наивности и улучшить рецептуру производимой продукции. Чем более всеохватывающей становилась эта индустрия, чем жестче она принуждала любого отдельно стоящего или вступить в экономическую игру, или признать свою окончательную несостоятельность, тем более утонченными и возвышенными становились ее приемы, пока у нее не вышло скрестить между собой Бетховена с Казино де Пари.