Девочка с пальчик - [2]
Они сформированы рекламой. Как обучить их грамотно говорить и писать на родном языке, если язык рекламы переполнен англицизмами? Как обучить их метрической системе, если все авиакомпании – что может быть глупее… – начисляют в качестве вознаграждения мили?
Мы, взрослые, передали педагогическую функцию нашему обществу спектакля, царящая в котором изнурительная, гордая своей дикостью конкуренция оттолкнула на задний план школу и университет. Манящие и престижные массмедиа, поглощающие бóльшую часть ресурсов зрения и слуха, давно уже присвоили себе образовательную функцию.
Голос преподавателей – критикуемых, презираемых, нищих и безропотных, а потому смешиваемых с грязью, будь они хоть рекордсменами по числу Нобелевских и Филдсовских премий в пропорции к численности населения, – почти не слышен за самодовольным гвалтом новых, богатых учителей.
Дети живут в виртуальной реальности. Судя по данным когнитивных наук, хождение по всемирной паутине, чтение или набивание сообщений, поиск в Википедии или Фейсбуке активизируют другие нейроны и зоны коры головного мозга, чем книга, грифельная доска или тетрадь. Дети способны обращаться одновременно к нескольким источникам информации. Они познают, интегрируют, синтезируют не так, как мы, их предшественники.
У них другая голова.
Благодаря мобильному телефону им доступен любой человек, благодаря GPS – любое место, благодаря интернету – любое знание. Их пространство – топологическое, где всё соседствует со всем, тогда как мы жили в метрическом пространстве, измеряемом расстояниями.
Они живут в ином пространстве.
Незаметно для нас за короткий период, прошедший с 1970-х годов, возник новый человек.
У него (и у нее) другое тело, другой горизонт жизни, они иначе общаются, видят перед собой иной мир, живут в иной природе и в ином пространстве.
Те, чье рождение было запланированным и безболезненным для матери, которой сделали эпидуральную анестезию, по-другому – поддерживаемые всякого рода паллиативами – боятся смерти.
У них не такая голова, как у родителей, они иначе познают.
И иначе пишут. Восхищенно глядя на то, как быстро они набирают двумя большими пальцами смс – у меня с моими корявыми пальцами так никогда не получится, – я и прозвал их (с нежностью, какую только способен проявить дед к своим внукам) Девочками и Мальчиками с пальчик. Это имя куда красивее, чем старое канцелярское «машинистка»[3].
Они говорят на другом языке. Со времен Ришелье наша Академия примерно раз в двадцать лет выпускает для справочных нужд словарь французского языка. В предыдущие века различие между каждыми двумя изданиями колебалось в пределах четырех-пяти тысяч слов. Различие между последним изданием и тем, что готовится ныне, составит около тридцати пяти тысячи слов.
Такими темпами наши потомки, надо полагать, довольно быстро уйдут от нынешнего языка так же далеко, как мы ушли от старофранцузского, на котором изъяснялись Кретьен де Труа или Жуанвиль. Эта градация почти фотографически отображает описываемые мною сдвиги.
Резкие перемены в словарном запасе, характерные для большинства языков, отчасти связаны с появлением новых профессий и исчезновением старых. Девочка с пальчик и ее друг будут трудиться совсем на других работах.
Язык изменился, труд мутировал.
3. Индивид
Ко всему прочему, оба мои героя стали индивидами. Изобретенный святым Павлом на заре нашей эры, теперь индивид родился по-настоящему. До недавнего времени мы все жили, входя в число – французов, католиков, евреев, протестантов, мусульман, атеистов, гасконцев или пикардийцев, мужчин или женщин, бедных или богатых и т. д. Мы принадлежали – к своему региону, религии, культуре (сельской или городской), языку, цеху, общине, полу, партии, родине. Переезды, образы, интернет, отвратительные войны уничтожили почти все эти коллективы.
Те из них, что еще остались, разваливаются.
Индивид не способен жить в паре – он разводится. Индивид не способен быть частью класса – он болтает и ерзает. Индивид не ходит в церковь вместе со всеми. Прошлым летом наши футболисты не сумели проявить командный дух; могут ли наши политики организовать работоспособную партию или нормально функционирующее правительство? Сплошь и рядом говорят о смерти идеологий, а рушатся-то сообщества, которые они формировали.
Новорожденный индивид – скорее хорошая новость. Положив на одну чашу весов неудобства того, что старые ворчуны зовут эгоизмом, а на другую – унесшие сотни миллионов жизней преступления, совершенные коллективным либидо и ради него, – я готов возлюбить индивидов, этих нынешних молодых людей.
Нужно лишь придумать новые связи. Свидетельство того, что это делается, – число пользователей Фейсбука, сравнимое с населением мира.
Девочка с пальчик – как атом без валентности, голая и ничья. Мы, взрослые, не изобрели ни одной новой социальной связи. Скорее разрыву тех связей, что существовали прежде, поспособствовали укоренившиеся обычаи подозрительности, критики и возмущения.
Редчайшая вещь в истории: человечащие[4], как я называю их, трансформации рассекли наше время и наши сообщества трещиной, столь глубокой и зияющей, что немногим пока под силу оценить ее масштаб, сравнимый с ясными ныне разломами неолита, начала христианской эры, конца Средневековья или Возрождения.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.
Рей и Елена встречаются в Нью-Йорке в трагическое утро. Она дочь рыбака из дельты Дуная, он неудачливый артист, который все еще надеется на успех. Она привозит пепел своей матери в Америку, он хочет достичь высот, на которые взбирался его дед. Две таинственные души соединяются, когда они доверяют друг другу рассказ о своем прошлом. Истории о двух семьях проведут читателя в волшебный мир Нью-Йорка с конца 1890-х через румынские болота середины XX века к настоящему. «Человек, который приносит счастье» — это полный трагедии и комедии роман, рисующий картину страшного и удивительного XX столетия.
Иногда сказка так тесно переплетается с жизнью, что в нее перестают верить. Между тем, сила темного обряда существует в мире до сих пор. С ней может справиться только та, в чьих руках свет надежды. Ее жизнь не похожа на сказку. Ее путь сложен и тернист. Но это путь к обретению свободы, счастья и любви.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Юля стремится вырваться на работу, ведь за девять месяцев ухода за младенцем она, как ей кажется, успела превратиться в колясочного кентавра о двух ногах и четырех колесах. Только как объявить о своем решении, если близкие считают, что важнее всего материнский долг? Отец семейства, Степан, вынужден работать риелтором, хотя его страсть — программирование. Но есть ли у него хоть малейший шанс выполнить работу к назначенному сроку, притом что жена все-таки взбунтовалась? Ведь растить ребенка не так просто, как ему казалось! А уж когда из Москвы возвращается Степин отец — успешный бизнесмен и по совместительству миллионер, — забот у молодого мужа лишь прибавляется…
«Добро пожаловать в овеществленное прошлое виртуального будущего! В этой книжке помещены два эссе, написанные в 1990-е годы, когда Сеть только-только превратилась в существенный элемент повседневной жизни. Сегодня для нас, граждан постиндустриального общества, настолько естественно обмениваться информацией по компьютерной сети с людьми в любой точке мира, что мы об этом даже не думаем. Для двадцатилетних студентов Университета Вестминстера, где я преподаю, Сеть – нечто такое, что было всегда. Это поколение не представляет, как родители вообще ухитрялись общаться и работать, делать покупки и заниматься политикой без компьютеров, ноутбуков, планшетов и смартфонов».
“Не все люди склонны к прокрастинации, и не каждому прокрастинатору способна помочь стратегия упорядоченной прокрастинации, поскольку иногда это свойство является проявлением проблем посерьезнее, а для их решения нужен более глубокий подход, нежели поверхностное философствование. Тем не менее, если судить по моему почтовому ящику, на этих страницах многие смогут разглядеть себя и в результате если не решить свою проблему полностью, то хотя бы испытать облегчение. Нелишним бонусом будет и целый ряд симпатичных понятий, которые можно применить к себе, таких как акразия, горизонтальная организация, приоритетность заданий, синдром незакрытых скобок”.
“Я вспоминаю, как впервые услышал о радио. Это были иронические газетные заметки о настоящем радиоурагане, грозящем опустошить Америку. Тем не менее создавалось впечатление, что речь идет не только о модном, но действительно современном деле.Это впечатление затем рассеялось очень скоро, когда мы услышали радио и у себя. Сперва, разумеется, удивлялись, как доходят эти звуковые передачи, но потом это удивление сменилось другим удивлением: что за передачи приходят из воздушных сфер. То был колоссальный триумф техники: венский вальс и кулинарные рецепты отныне наконец доступны всему миру.”.
«Культурная индустрия может похвастаться тем, что ей удалось без проволочек осуществить никогда прежде толком не издававшийся перевод искусства в сферу потребления, более того, возвести это потребление в ранг закономерности, освободить развлечение от сопровождавшего его навязчивого флера наивности и улучшить рецептуру производимой продукции. Чем более всеохватывающей становилась эта индустрия, чем жестче она принуждала любого отдельно стоящего или вступить в экономическую игру, или признать свою окончательную несостоятельность, тем более утонченными и возвышенными становились ее приемы, пока у нее не вышло скрестить между собой Бетховена с Казино де Пари.