Девочка с пальчик - [5]
Мы – дети книги и внуки письменности, поэтому – стоит ли сомневаться? – мы и живем сегодня вместе.
Пространство страницы
Печатный текст сегодня стал частью пространства. Он вторгается в пейзаж и его затмевает. Рекламные плакаты, дорожные указатели, стрелочная разметка улиц и проспектов, расписания поездов на вокзалах, табло на стадионах, бегущие строки в оперных театрах, свитки Торы в синагогах, молитвенники в церквях, библиотеки в кампусах, доски в школьных классах, экраны для презентаций в аудиториях, газеты и журналы: страница властвует над нами и нас направляет. А экран ее воспроизводит.
Земельный кадастр, планы городов, синьки архитекторов, строительные проекты, рисунки публичных интерьеров и приватных покоев подражают своей мягкой регулярной разметкой пагам наших предков – квадратам, засеянным люцерной, наделам земли, исчерченным крестьянским лемехом: борозды уже линовали строчками это нарезанное пространство[7]. Вот вам пространственное единство восприятия, действия, мысли, проекта. Вот вам извечный – не в одну тысячу лет возрастом – формат, столь же понятный для нас, совсем других, людей (по крайней мере, на Западе), как для пчел – шестиугольник.
Новые технологии
Формат страницы настолько – причем безотчетно для нас – над нами властен, что новые технологии пока не сумели от него отказаться. Экран компьютера – который часто и сам открывается, как книга, – аналог страницы. А значит, Девочка с пальчик по-прежнему пишет – всеми десятью пальцами или, на телефоне, только двумя большими. Закончив работу, она спешит ее напечатать. Новаторы соревнуются в совершенствовании новой, электронной, книги, тогда как электроника как таковая все еще подчинена книге, хотя и предполагает нечто совершенно иное, не похожее на трансисторический формат страницы. Это нечто еще предстоит открыть. И Девочка с пальчик нам в этом поможет.
Помню, как я был удивлен несколько лет назад, увидев, как на кампусе Стэнфорда, где я преподаю вот уже тридцать лет, возводятся – по соседству с главным двором, на средства миллиардеров из соседней Силиконовой долины – здания отделения информатики, более или менее такие же (с поправкой на железо, бетон и громадные окна), как и кирпичные корпуса, в которых сто лет как преподают инженерную механику и историю Средневековья. Тот же план, те же коридоры и аудитории: тот же вдохновленный страницей формат. Как будто недавняя революция, по своей силе вполне сравнимая с преобразованиями, которые принесли с собой письменность и книгопечатание, ничего не изменила ни в знании, ни в педагогике, ни в самом университетском пространстве, придуманном с помощью книги и ради нее.
Нет. Новые технологии требуют уйти от пространственного формата, предполагаемого книгой и страницей. А как от него уйти?
Краткая история
Вначале было так: бытовые орудия стали внешним выражением нашей грубой силы. Выйдя из тела, мускулы, кости и суставы нашли свое продолжение в простых механизмах – рычагах и лебедках, которые подражают их действию. Затем наша высокая температура, источник энергии, тоже вышла из организма и нашла свое продолжение в двигателях. И, наконец, теперь новые технологии овеществляют вовне операции нервной системы, мягкие силы – сигналы и коды: познание, по крайней мере, отчасти находит свое продолжение в новом орудии.
Так что же остается над обрубленными шеями святого Дионисия и наших сыновей и дочерей сегодня?
Девочка с пальчик мыслит
Вот что: cogito. Мысль отличается от знания; познавательные процессы – такие, как память, воображение, логическое мышление, геометрия и прочие тонкости, – нашли свое продолжение, вместе с синапсами и нейронами, в компьютере. Мало того: думая и изобретая, я тем самым дистанцируюсь от знания и познавательной деятельности. Я превращаюсь в пустоту, в этот неосязаемый воздух, в эту душу, чьи слова несет ветер. Моя мысль еще мягче этой овеществленной мягкости; я изобретаю не иначе, как смыкаясь с пустотой. Меня теперь можно узнать не по голове с ее богатой начинкой или характерным когнитивным профилем, а по ее бесплотному отсутствию, по прозрачному свету, струящемуся из обрубка шеи. По этому ничто.
Возьмись Монтень объяснить, каким способом голова может достичь совершенства, он бы обвел контур, который нужно чем-то заполнить, и напичканная голова бы вернулась. Сегодня и такая, пустая, голова сразу отскакивает в компьютер. Не в том дело, что она должна быть заменена другой. Не стоит страшиться пустоты. Вперед, смелее… Знание и его форматы, познание и его методы, бесконечные разъяснения и восхитительные синтезы, выставлявшиеся моими предшественниками, словно защитный панцирь, в подстраничных примечаниях и пространных библиографических указателях, пренебрежение которыми мне ставят на вид, – все это валится под ударом меча, опущенного палачами святого Дионисия, в электронный ящик. Но от всего этого отделяется странное, какое-то дикое ego, с невинным и простодушным ничтожеством летящее в пустоту. Изобретательный ум измеряется отдаленностью от знания.
Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.
Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
«Добро пожаловать в овеществленное прошлое виртуального будущего! В этой книжке помещены два эссе, написанные в 1990-е годы, когда Сеть только-только превратилась в существенный элемент повседневной жизни. Сегодня для нас, граждан постиндустриального общества, настолько естественно обмениваться информацией по компьютерной сети с людьми в любой точке мира, что мы об этом даже не думаем. Для двадцатилетних студентов Университета Вестминстера, где я преподаю, Сеть – нечто такое, что было всегда. Это поколение не представляет, как родители вообще ухитрялись общаться и работать, делать покупки и заниматься политикой без компьютеров, ноутбуков, планшетов и смартфонов».
“Не все люди склонны к прокрастинации, и не каждому прокрастинатору способна помочь стратегия упорядоченной прокрастинации, поскольку иногда это свойство является проявлением проблем посерьезнее, а для их решения нужен более глубокий подход, нежели поверхностное философствование. Тем не менее, если судить по моему почтовому ящику, на этих страницах многие смогут разглядеть себя и в результате если не решить свою проблему полностью, то хотя бы испытать облегчение. Нелишним бонусом будет и целый ряд симпатичных понятий, которые можно применить к себе, таких как акразия, горизонтальная организация, приоритетность заданий, синдром незакрытых скобок”.
“Я вспоминаю, как впервые услышал о радио. Это были иронические газетные заметки о настоящем радиоурагане, грозящем опустошить Америку. Тем не менее создавалось впечатление, что речь идет не только о модном, но действительно современном деле.Это впечатление затем рассеялось очень скоро, когда мы услышали радио и у себя. Сперва, разумеется, удивлялись, как доходят эти звуковые передачи, но потом это удивление сменилось другим удивлением: что за передачи приходят из воздушных сфер. То был колоссальный триумф техники: венский вальс и кулинарные рецепты отныне наконец доступны всему миру.”.
«Культурная индустрия может похвастаться тем, что ей удалось без проволочек осуществить никогда прежде толком не издававшийся перевод искусства в сферу потребления, более того, возвести это потребление в ранг закономерности, освободить развлечение от сопровождавшего его навязчивого флера наивности и улучшить рецептуру производимой продукции. Чем более всеохватывающей становилась эта индустрия, чем жестче она принуждала любого отдельно стоящего или вступить в экономическую игру, или признать свою окончательную несостоятельность, тем более утонченными и возвышенными становились ее приемы, пока у нее не вышло скрестить между собой Бетховена с Казино де Пари.