Девочка с пальчик - [7]
Освобождение тел
Новость: с тех пор как знание легкодоступно, у Девочки с пальчик, как и у всех остальных, его полные карманы – вперемешку с носовыми платками. Тела вольны покинуть Пещеру, где их цепями приковывали к стульям императивы внимания, молчания и самоотверженности. Несмотря на призывы вернуться на свои места, их уже не удержать. Урок сорван, скажет кто-то.
Нет. В прежние времена пространство аудитории строилось как силовое поле с центром притяжения на подиуме, в фокальной точке кафедры – power point[8], иначе и не скажешь. Здесь концентрировалось знание, падавшее почти до нуля по мере отдаления. Теперь знание распределено повсюду, оно носится в однородном, нецентрализованном, ничуть не стесняющем движения пространстве. Прежний лекционный зал мертв, даже если его все еще видят и строят таким же, даже если общество спектакля все еще пытается его навязать.
Тела приходят в движение: перемещаются, жестикулируют, зовут друг друга, общаются и охотно обмениваются содержимым своих карманов. Вместо тишины – болтовня, а вместо покоя – суматоха? Да нет, просто Девочки и Мальчики с пальчик, бывшие узники тысячелетней Пещеры, сбросили цепи, заставлявшие их сидеть смирно, закрыв рты.
Мобильность: водитель и пассажир
Централизованное (фокализованное) пространство класса или аудитории можно представить и в виде транспортного средства – поезда, автомобиля, самолета: пассажиры сидят рядами в вагоне или салоне, а водитель, кто бы он там ни был, везет их к знаниям. Взгляните на такого пассажира – он сидит, развалившись в кресле, выпятив живот, взгляд его мутен и рассеян. Машинист, напротив, активен и собран. Он склонился вперед и вытянул руки к рулю.
Когда Девочка с пальчик пользуется компьютером или мобильным телефоном, ее тело должно быть напряженным, активным телом водителя, а не расслабленным телом пассажира: это спрос, а не предложение. Она склоняется, а не лежит кверху пузом. Попробуйте-ка затащить эту маленькую личность в аудиторию: привыкшее к вождению, ее тело недолго просидит в пассажирском кресле. Отлученная от руля, она будет проявлять активность. Шуметь. Дайте ей в руки компьютер, и она вновь примет позу пилота.
Теперь все – водители, все – в движении. В театре не осталось зрителей – он полон актеров. В суде нет судей – одни ораторы перекрикивают друг друга. В церкви нет священника – зато все больше проповедников. В аудитории нет учителей – все сами учителя друг другу… И на политической арене тоже скоро не останется решающих сил – их место займут решительные голоса.
Кончается эра решающих.
Иноучение[9]
Девочка с пальчик ищет и находит знание в своей машине. Еще недавно бывшее редкостью, оно делилось, дробилось, нарезалось. Научные классификации отводили каждой дисциплине свою страницу, свою часть, свой раздел, свой корпус, свою лабораторию, свою библиотеку, свои зоны влияния, своих представителей, объединенных в свою корпорацию. Знание подразделялось на секты, а реальность – рассыпалась осколками.
Река, например, исчезала, растекаясь по руслам географии, геологии, геофизики, гидродинамики, кристаллографии аллювиев, биологии рыб, галиевтики, климатологии… – а ведь еще есть агрономия орошаемых земель, история приречных городов и соперничества за контроль побережий, а также пешеходные мостки, баркаролы и «Мост Мирабо»… Смешав, объединив в едином сплаве эти обломки, создав из разрозненных ручьев живое течение, доступность знания могла бы вернуть реке полноводность и снова сделать ее обитаемой.
Но как слить воедино подразделения, стереть границы, собрать вместе страницы, уже обрезанные каждая в свой формат, объединить университетские программы, связать между собой аудитории, состыковать два десятка факультетов, сделать так, чтобы специалисты самого высокого уровня, каждый из которых считает правильным свое определение интеллекта, нашли между собой общий язык? Как преобразовать пространство кампуса, созданного по образцу укрепленного лагеря римской армии – так же расчерченного регулярной сеткой улиц с когортой/факультетом или плацем/газоном в каждом квадрате?
Ответ: прислушавшись к гвалту спроса, к миру и его жителям, доверившись новым телодвижениям, попробовав разгадать будущее, которое несут с собой новые технологии. А как провернуть все это?
Разнородность против упорядоченности
Иными словами, как – о, парадокс! – отобразить броуновские движения? По крайней мере, можно подобраться к ним серендипным[10] методом Аристида Бусико.
Создатель универмага «Бон Марше», Бусико первым делом разложил товары для продажи по стеллажам и полкам. Все вещи заняли свои места, учтенные и расклассифицированные, – как ученики за партами или как римские легионеры в своем лагере. Между прочим, термин «класс» обозначал когда-то армию, выстроенную сомкнутыми рядами. Поскольку этот большой магазин – для дамского счастья такой же универсальный, как университет для тех, кто находит удовольствие в учебе, – предлагал все, о чем только может мечтать потребитель: продукты питания, одежду, косметику и т. д., успех не заставил себя ждать, и Бусико сделал состояние. Роман, который Эмиль Золя посвятил этому изобретателю, рассказывает о его разочаровании, о периоде, когда торговый оборот достиг потолка и перестал увеличиваться.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
«Добро пожаловать в овеществленное прошлое виртуального будущего! В этой книжке помещены два эссе, написанные в 1990-е годы, когда Сеть только-только превратилась в существенный элемент повседневной жизни. Сегодня для нас, граждан постиндустриального общества, настолько естественно обмениваться информацией по компьютерной сети с людьми в любой точке мира, что мы об этом даже не думаем. Для двадцатилетних студентов Университета Вестминстера, где я преподаю, Сеть – нечто такое, что было всегда. Это поколение не представляет, как родители вообще ухитрялись общаться и работать, делать покупки и заниматься политикой без компьютеров, ноутбуков, планшетов и смартфонов».
“Не все люди склонны к прокрастинации, и не каждому прокрастинатору способна помочь стратегия упорядоченной прокрастинации, поскольку иногда это свойство является проявлением проблем посерьезнее, а для их решения нужен более глубокий подход, нежели поверхностное философствование. Тем не менее, если судить по моему почтовому ящику, на этих страницах многие смогут разглядеть себя и в результате если не решить свою проблему полностью, то хотя бы испытать облегчение. Нелишним бонусом будет и целый ряд симпатичных понятий, которые можно применить к себе, таких как акразия, горизонтальная организация, приоритетность заданий, синдром незакрытых скобок”.
«Культурная индустрия может похвастаться тем, что ей удалось без проволочек осуществить никогда прежде толком не издававшийся перевод искусства в сферу потребления, более того, возвести это потребление в ранг закономерности, освободить развлечение от сопровождавшего его навязчивого флера наивности и улучшить рецептуру производимой продукции. Чем более всеохватывающей становилась эта индустрия, чем жестче она принуждала любого отдельно стоящего или вступить в экономическую игру, или признать свою окончательную несостоятельность, тем более утонченными и возвышенными становились ее приемы, пока у нее не вышло скрестить между собой Бетховена с Казино де Пари.
“Я вспоминаю, как впервые услышал о радио. Это были иронические газетные заметки о настоящем радиоурагане, грозящем опустошить Америку. Тем не менее создавалось впечатление, что речь идет не только о модном, но действительно современном деле.Это впечатление затем рассеялось очень скоро, когда мы услышали радио и у себя. Сперва, разумеется, удивлялись, как доходят эти звуковые передачи, но потом это удивление сменилось другим удивлением: что за передачи приходят из воздушных сфер. То был колоссальный триумф техники: венский вальс и кулинарные рецепты отныне наконец доступны всему миру.”.