Дети железной дороги - [22]

– Vous attendre. Ma mиre parlez franзais…*[16] Господа, подскажите, как будет по-французски «будьте добры»…

Никто не знал.

– Кажется, bong, – сказала Филлис.

– Nous кtre bong pour vous.**[17]

Возможно, странный человек не понял, что говорила Бобби, но он понял доброту намерений девочки, когда она правой рукой пожала его руку, а левой погладила его потрепанный рукав.

Она осторожно тянула незнакомца в направлении «святилища» хозяина станции. Питер и Филлис шли рядом, и едва они переступили порог, как хозяин запер дверь перед носом у толпы, оставшейся стоять в кассовом помещении. Потоптавшись некоторое время у плотно запертой желтой двери, люди понемногу стали расходиться по одному или парами, недовольно ворча.

В комнате у хозяина станции Бобби не отходила от чужестранца, продолжая пожимать ему руку и гладить рукав.

– Что же вы теперь прикажете с ним делать? – развел руками хозяин станции. – Билета у него нет. Он даже не знает, куда ему надо ехать. Придется звать полицию.

– Нет! – в один голос умоляюще обратились к нему сестры и брат. И вдруг Бобби вскочила с места: она увидела, что незнакомец плачет.

По счастью, у нее нашелся в кармане носовой платок. Правда, он был не совсем чистый, но и не чтобы грязный. Бобби постаралась незаметно вложить его в руку незнакомцу.

– Подождите, пока мама приедет, – уговаривала его Филлис. – Она очень красиво говорит по-французски, вам одно удовольствие будет ее слышать.

– Я уверен, что он ничего не сделал такого, чтобы сажать его в тюрьму, – убеждал Питер хозяина станции.

– По внешности трудно судить, – рассуждал хозяин. – Пожалуй, в самом деле надо подождать, пока приедет ваша мама. Мне самому любопытно узнать, какой он национальности.

И тут Питера осенило. Он вытащил из кармана конверт, полный почтовых марок разных государств.

– Смотрите! Вот это нужно показать ему.

Бобби взглянула на незнакомца и заметила, что он вытер глаза платком.

– Ну, хорошо, – сказала она тогда.

Дети подали ему итальянскую марку и вперились в него с вопрошающим видом. Он помотал головой. Тогда они извлекли из конверта норвежскую марку голубого цвета – реакция была та же самая. Дальше настал черед испанской марки, и вдруг незнакомец завладел конвертом и стал дрожащей рукой перебирать его содержимое. И вот он с торжествующим видом, как бы отвечая на заданный вопрос, предъявил русскую марку.

– Он русский! – радостно воскликнул Питер.

В этот момент со станции засигналил поезд, прибывший из Мейдбриджа.

– Вы ведите сюда маму, а я останусь с ним, – предложила Бобби.

– А ты не боишься?

– Нет, – ответила она и посмотрела на незнакомца так, как смотрят на чужого пса, оценивая, насколько он кусачий. – Вы же мне не сделаете плохо?

Бобби улыбнулась ему, и он ответил ей странной кривой усмешкой. Потом он закашлялся. А вслед за этим раздался грохот и свист приближающегося поезда, и хозяин станции вместе с Питером и Филлис пошел встречать его. Когда они вернулись вместе с мамой, Бобби по-прежнему сидела подле незнакомца и держала его руку.

Русский встал навстречу вошедшим и церемонно раскланялся.

Мама заговорила по-французски, и он стал отвечать ей, вначале с запинками, а потом все более и более длинными фразами.

Наблюдая за их лицами, дети пришли к выводу, что сказанное им вызвало у мамы осуждение и одновременно жалость, негодование – и в то же время грусть.

– Ну, мэм, говорите, в чем там дело? – спрашивал хозяин, которому было больше невмочь обуздывать свое любопытство.

– Да, дети правы – он русский. Дело в том, что он потерял свой билет. И я боюсь, что он серьезно болен. Если вы не возражаете, я отведу его к себе домой. Ему надо вымыться и переодеться. А утром я к вам прибегу и расскажу о нем подробнее.

– Не будете жаловаться, что вам подсунули замороженную гадюку? – ухмыльнулся хозяин станции.

– Ни в коем случае! Понимаете, у себя на родине он очень известный человек. Он пишет книги – это замечательные книги. Я читала некоторые из них… Завтра я все расскажу вам подробнее.

Она снова обратилась к незнакомцу по-французски, и все прочли в его глазах удивление, признательность и радость. Вежливо раскланявшись с хозяином станции, русский очень церемонно подал руку маме. Она приняла его руку, но было впечатление, что скорее она ведет его, а не он ее.

– Вы, девочки, бегите домой и зажгите свет в гостиной, – распорядилась мама. – А Питер сходит за доктором.

Но к доктору Форресту в конце концов отправилась Бобби.

– Я за вами, – запыхавшись объяснила она, взбежав на его крыльцо и позвонив в дверь приемной. – Мама зовет вас к странному русскому. Он непременно вступит в ваш клуб: у него нет ни пенни. Мы нашли его на станции…

– Нашли его! – фыркнул доктор, натягивая пальто. – Он что, потерялся?

– Да! Он рассказал маме очень грустную историю о том, как жил во Франции. А она сказала, что вы так добры, что придете не мешкая. Если, конечно, я застану вас дома… У него ужасный кашель, а еще… Еще он плачет!

Доктор улыбнулся.

– Пожалуйста, не смейтесь! – запротестовала Бобби. – Если бы вы только видели его… Я в первый раз видела, как мужчина плачет. Вы не представляете себе, что это такое!