Дети железной дороги - [23]

После таких слов доктору Форресту расхотелось улыбаться.

Когда Бобби с доктором добрались до «Трех Труб», они застали русского сидящим в том кресле, где обычно любил сидеть папа. Он вытянул ноги в сторону печи, где жарко полыхали дрова, и пил приготовленный мамой чай.

– Этот человек замотан душевно и телесно, – проговорил доктор. – У него нехороший кашель. Но он не безнадежен. Его надо сейчас же уложить в постель. И вам придется всю ночь поддерживать огонь в печи.

– Тогда его надо положить у меня – только там есть камин, – сказала мама.

Она постелила у себя, и доктор помог незнакомцу лечь.

У мамы в комнате стоял большой черный сундук, который дети никогда не видели открытым. И вот теперь она зажгла свет, открыла сундук, достала оттуда одежду – мужскую одежду, и повесила ее возле только что зажженного огня, чтобы она прогрелась.

Бобби, войдя в комнату с охапкой дров, обратила внимание на то, что на ночной рубашке была метка. Тогда она заглянула в сундук. Там, в сундуке, была только мужская одежда, и на некоторых вещах стояла метка с папиным именем. Получалось, что папа уехал и не взял с собой одежды. Ночная рубашка была новая. Бобби вспомнила, что она появилась примерно тогда, когда праздновали день рождения Питера. Почему же папа не взял с собой одежду? Бобби незаметно выскользнула из комнаты. Уже за дверью она слышала, как мама запирает сундук на замок. Разные ужасные мысли стали приходить ей в голову. Почему папа уехал и не взял с собой вещи? Когда мама вышла из комнаты, Бобби обняла ее за талию и прошептала:

– Мама, скажи, папа не умер?

– Доченька, что ты? Как тебе такое могло прийти в голову?

– Я не знаю, – проговорила Бобби, все еще продолжая сомневаться, что мама говорит ей правду.

– Послушай! – мама поспешно обняла ее. – Я недавно слышала, что у папы дела обстоят очень хорошо, и когда-нибудь он непременно вернется к нам. Я тебя прошу – не забивай себе голову всякими ужасными фантазиями!

Чуть позже, когда русский гость уютно устроился в теплой комнате, мама спустилась к девочкам. Решили, что она будет спать на кровати Филлис, а Филлис придется постелить на полу матрац, чему та была страшно рада: еще одно приключение! Когда мама вошла, две белые фигурки рванулись ей навстречу и два нетерпеливых голоса произнесли хором:

– Мама, расскажи нам про этого русского!

И тут в комнате возникла еще одна белая тень. Питер вбежал, волоча за собой стеганое одеяло, похожее на хвост белого павлина.

– Мне сперва очень хотелось спать, но теперь уже не хочется. Я жду, мама, что ты расскажешь нам длинную историю.

– Сейчас уже слишком поздно, чтобы вам слушать длинные истории. И потом я сама страшно устала.

Бобби почувствовала, что мама вот-вот заплачет. Филлис и Питер однако ничего не заметили.

– Ну, расскажи, сколько можешь! – просила Филлис, а Бобби обняла маму и крепко прижалась к ней.

– Детки, это длинная история, если ее записать, она составит целую книгу. Он писатель, автор замечательных книг. Понимаете, в царской России не разрешают, чтобы люди писали про богатых людей, которые поступают плохо. И про то, что можно сделать для бедных людей, чтобы они жили счастливее и лучше, – про это тоже нельзя писать. А если кто напишет, то этого человека посадят в тюрьму.

– Но как же можно за хорошее дело посадить в тюрьму? – недоумевал Питер. – В тюрьму сажают, если кто-то кому-то сделал зло.

– Или если судьям кажется, что человек сделал зло… Но это так в Англии. А в России не так. Вот он написал прекрасную книгу про бедных детей и про то, как можно им помочь. Я читала эту его книгу. Там все только про хороших людей и добрые дела. Но его за эту книгу посадили в тюрьму. И вот он три года провел в ужасной темнице, на жесткой койке, без света, в сырости. В одиночном каземате целых три года! Голос ее задрожал, и она замолчала.

– Мама, но теперь же такого не бывает, – сказал Питер. – Это как будто из книги по истории – о временах инквизиции или что-то в таком роде.

– Это правда, то, что я вам говорю. Ужасающая правда. Потом его взяли из тюрьмы и сослали в Сибирь. Там осужденных приковывают друг к другу цепями. Там были те, кто сделал зло, а были и такие, как он. И вот они шли, шли много дней, и ему казалось, что они никогда не дойдут. А за ними шли надсмотрщики с плетьми. Да! Кто уставал, того били плетьми. После этого некоторые становились калеками, а другие падали в изнеможении, и им не помогали подняться, а оставляли умирать. Там столько было ужасного, что я даже не могу про это рассказывать. И вот он попал в рудники. Его осудили на пожизненные работы там, и он написал об этом еще одну прекрасную книгу.

– Мама, а как же ему удалось оттуда бежать?

– Когда началась война, каторжанам разрешили записываться добровольцами в солдаты. И он тоже записался, а когда представился случай, то он бежал.

– Но ведь это же трусость – дезертировать из армии, особенно когда идет война.

– Я думаю, он был вправе отказаться служить стране, которая с ним так поступила. Для него важнее было исполнить свой долг перед женой и детьми. Он ведь даже не знал, что с ними.

– Они, наверное, жили в ужасной бедности после того, как его посадили в тюрьму! – жалостно проговорила Филлис.