— Каудихо не позволит. Он хочет, чтобы я стал его сыном по крови. Пусть это всего лишь обряд, но в глазах людей мы останемся братом и сестрой. А если нет, если я откажусь, он все равно не позволит.
Лицо Данески омрачилось, она помолчала, затем шепнула:
— А если сбежать? Куда угодно… Да хоть в Империю, лишь бы вместе… Теперь, когда я знаю, что ты — не брат, думать о наследнике совсем невыносимо!
Сбежать… Он хороший воин и охотник, да и в Империи кое-какие знакомства есть, Данеске не придется бедствовать, а потом, глядишь, Андио Каммейра сменит гнев на милость и примет их. Он ведь не бесчувственный: когда поймет, что ничего не изменить, то не откажется от дочери и сына, пусть и приемного. Все-таки каудихо его любит — несмотря ни на что. Виэльди знал это, видел во взгляде, слышал в голосе… Главное, исчезнуть на время, а потом отец смирится, ему придется.
Вообще-то подобный замысел сущее безумие, но до чего же привлекательное!
— Завтра я должен дать ему ответ, — Виэльди снова обнял Данеску, и она подалась ему навстречу — доверчивая, мягкая, — но я потяну время. А потом… Да, потом мы попробуем сбежать.
Она вскинула взгляд, и в нем горели такое обожание и такое счастье, что Виэльди едва сдержался, чтобы не наброситься на нее прямо здесь и сейчас. Нет, нельзя. Чем быстрее он покинет комнату, тем лучше: пусть стражник ни о чем не подозревает, но возбуждать его интерес не стоит — если пробыть у Данески слишком долго, Джето со скуки поневоле начнет гадать, о чем беседовали брат и сестра. Таковы уж люди с их вечным любопытством…
Виэльди запустил пальцы в ее волосы, поцеловал губы и уже хотел отойти, да она не отпускала.
— Пусти, — засмеялся он. — Мне пора. Ни к чему лишние домыслы.
— Но ты вернешься, правда? — Данеска затревожилась. — Вернешься и заберешь меня? Украдешь, если понадобится?
— Да. Так и будет, — пообещал он.
* * *
Утро следующего дня, когда нужно дать ответ каудихо, пока не наступило, был только вечер, но Виэльди не мог успокоиться, не получив ответов на собственные вопросы — хотя бы на главный из них: как верийский младенец оказался у талмеридов? Казалось бы, ну какая разница? И все же это не давало покоя.
Перед покоями не-отца он еще дольше медлил, чем перед дверью в комнату Данески. Зачем-то провел рукой по шероховатой поверхности дерева, очертил указательным пальцем круглую отметину, оставшуюся от сучка, лишь затем постучал.
Что-то подсказывало: Андио Каммейра у себя и, более того, ждет Виэльди, ждет их разговора. Он не ошибся. Только-только сказал: «Это я!» — и тут же раздалось громкое и будто торопливое:
— Входи!
Он и вошел. Каудихо сразу двинулся навстречу и выдохнул:
— Наконец-то! Сын!
— Как выяснилось, нет, — хмыкнул Виэльди. — Не сын.
— Ну брось! — каудихо поморщился. — Конечно сын! Пусть не по крови, но… Ты больше, чем сын! Ты мое благословение, мое спасение! Я бы родного отпрыска не полюбил крепче, нежели тебя!
На это нечего ответить, нечего возразить — только задать вопрос:
— Почему ты сразу не сказал?
— Ну а когда «сразу»? Когда ты младенцем был? Или ребятенком? — Андио Каммейра прошелся по комнате, опустился на диван и подозвал Виэльди. — Уверен, ты о многом хочешь спросить. Давай, спрашивай. Обещаю ответить.
Отказаться было невозможно, и он уселся напротив не-отца.
— Как я вообще у тебя оказался?
Андио Каммейра кашлянул, затем пожал плечами, будто в смущении.
— Мы, талмериды, отправились подавлять бунт на верийских землях. Но нет — ни я, ни наши воины не убивали твоих настоящих родителей. Хотя не стану скрывать: погибли они из-за этого нашего похода — задохнулись в дыму. Но ты…
— Что я?!
— Ты выжил…
* * *
Это был пятый поход Андио. Верийские земледельцы взбунтовались. Они всегда вели себя неспокойно, теперь это вылилось в мятеж. Зародившись в одном поселении, он быстро перекинулся на другие: сначала верийцы повесили имперских сборщиков подати, затем перебили небольшой отряд талмеридов. Этого нельзя было прощать.
Отец беспокоил Андио не меньше, чем верийцы: Нердри Каммейра отдал всадников под власть сына, но и сам поехал — значит, следил за ним, наблюдал, справится ли. Да и воины постоянно оглядывались на каудихо, что не добавляло уверенности.
Все-таки Андио заставил себя забыть об отце — вот нет его и все! — и бросил всадников в бой, словно был их единственным предводителем. Видимо, те почуяли власть в его голосе и наконец перестали поглядывать на каудихо после каждого приказа.
Талмериды во главе с Андио перебили защитников, вытоптали посевы, увели скот. Но этого было мало. Чтобы остальные верийцы устрашились, следовало сравнять с землей все поселение!
— Забирайте девок, которые приглянутся! Потом поджигайте здесь все! — велел Андио. — А вы четверо, — он указал на группу воинов, — проследите, чтоб дотла сгорело!
Оно и сгорело. Возвращаясь обратно, победив и покорив всех верийцев, на месте первого поселения талмериды увидели только выжженную землю и дымящиеся скелеты домов. Каково же было удивление, когда откуда-то из-под земли раздался пронзительный крик младенца.
— Это мальчик-смерть плачет! — воскликнул один из всадников и сложил большой и безымянный пальцы в отвращающем зло жесте.
