Андио не верил, что духам и всяческой нечисти есть дело до людей — по крайней мере если те не забудут о важных обрядах или не полезут, куда не надо.
Но что же это за крик и кто его издает? Интересно… Вообще-то поиски надрывающегося под землей младенца как раз подходили под понятие «лезть, куда не надо», но человеческое любопытство бывает сильнее осторожности. Андио отправил воинов вперед, а сам пошел на звук. Отец проворчал:
— Ну и куда ты?
— Какая разница? — буркнул Андио. — Ты же сам сказал, что в этом походе я главный. Вот и не вмешивайся.
Андио по-прежнему шел на крик, и наконец стало ясно, откуда именно он доносился: из-под сгоревшего дома, который еще потрескивал, источая жар.
Бродить между стен и балок, вот-вот грозящих обвалиться, чревато бедой, но Андио так не смог совладать с любопытством. Прикрыв нос подолом рубахи и стараясь дышать как можно реже, он зашел за обугленные стены, и звук — плач — усилился. Он по-прежнему доносился из-под земли. Все ясно — подвал.
Обнаружив вход в него, Андио спустился по земляным, погребенным под золой ступеням. Темень, хоть глаз выколи, гарь, дышать вовсе нечем. Он пошарил рукой — и наткнулся на лица и тела людей: верийцы пытались спастись от пожара, но задохнулись от дыма. Как младенец выжил? И есть ли он, этот младенец? Он уже не кричал, еле плакал… Где-то там, справа…
Андио протянул руку и нащупал горячее — и живое! — тельце. Схватил его и стремглав бросился из погреба и дальше — к выходу. Оказавшись снаружи, с хрипом, взахлеб задышал, прокашлялся — в груди жгло так, будто наглотался углей, — и наконец глянул на свою находку. Сморщенное лицо, черное от сажи, как и тряпка, в которую завернуто крошечное тело. В остальном младенец как младенец, если бы не одно но: как он выжил?
— Да ты дитя духов, не иначе! — осипшим голосом воскликнул Андио и засмеялся. — Счастливец! — он перевел взгляд на отца: Нердри Каммейра стоял, скрестив руки на груди, и грозно смотрел на сына.
— Ну и зачем ты рисковал собой? — рыкнул каудихо. — И зачем тебе этот верийский выродок?
— Если он выжил здесь, сейчас… Наверное, он достаточно силен и может стать воспитанником талмеридов. А потом… ну хотя бы слугой.
— А до этого ты его, что ли, кормить будешь? — фыркнул отец. — У тебя есть вымя, как у коровы? Мы нескоро домой вернемся… Он от голода сдохнет. Лучше сразу прибей. Вон, камнем по голове, это куда милосерднее.
Андио не прибил: понадеялся, что по пути встретится хоть одна кормящая мать. Ну нельзя терять чудо, выжившее, когда все остальные погибли! Этот младенец станет «несущим-удачу», Андио воспитает его ближайшим слугой и другом своего сына… Любимая вот-вот родит: в этот раз точно родит, все получится, не может не получиться!
Как ни странно, по пути не оказалось ни одной кормящей матери — и все же младенец не умер. Почти не двигался, едва дышал, но не умер.
Добравшись до дома, Андио сразу же вручил найденыша кормилице — ее поселили здесь еще месяц назад на всякий случай: вдруг роды начнутся раньше времени, вдруг у жены не будет молока.
— Покорми его! — велел он и помчался в дальний край дома — там, в закутке, находились покои, где женщины разрешались от бремени.
Кто знает, вдруг милая Итсуль уже подарила ему сына? Ну или дочку, неважно!
Она подарила… Андио только подбежал к нужной комнате и тут же наткнулся на повитуху: седая краснощекая женщина выходила из родильных покоев, прижимая к груди сверток.
— Это мой сын? — воскликнул Андио и засмеялся от радости. — Или дочь?
— Это твой сын, — вздохнула повитуха. — И он родился мертвым…
Нет! Только не это! Итсуль столько раз теряла детей! Столько страдала! Говорила: «Я не могу дать тебе наследника, даже дочь не могу… Лучше откажись от меня». Но разве мог он от нее отказаться? Ни за что, никогда!
Итсуль впервые смогла выносить ребенка до последнего месяца… Сияла от счастья, с гордостью поглаживала живот! Ей не пережить очередной потери…
— Она уже знает? — упавшим голосом спросил Андио, и все внутри сжалось в сплошной болезненный комок.
— Еще нет — чувств лишилась.
— Но с ней самой все хорошо?!
— Да-да. Роды были несложные, но пуповина обмоталась вокруг горлышка, — повитуха снова повздыхала. — Еще там, во чреве…
Андио выхватил у нее мертвого сына и велел:
— Стой здесь, ясно? Ни с места!
— Как господин скажет…
Он ринулся по коридору, а по пути, предварительно оглянувшись, засунул бездыханное тельце в одну из бочек, в которых хранили скисшее молоко. Перед дверью, ведущей к кормилице, отдышался и неторопливым шагом вошел внутрь.
— Спасибо, что позаботилась. А теперь давай его сюда. Один из воинов хочет сына.
Женщина без слов отдала младенца, и Андио бросился обратно.
— Вот! — выдохнул он, подлетев к повитухе. — Скажешь Итсуль, что это ее сын. А про мертвого молчи, поняла?
— Хорошо… — протянула повитуха. — Но мои слова и мое молчание будут кое-чего стоить… — она сощурила глаза и уставилась на него в ожидании.
Да как она смеет, эта никчемная, чего-то требовать, на что-то намекать?! Она даже не сумела спасти его ребенка!
Андио почти не думал: положил младенца позади себя, а повитуху прижал к стене и сомкнул пальцы на ее горле: душил, пока женщина не захрипела и не обмякла. Лишь тогда он опустил руки — тело с глухим шлепком рухнуло на пол, и одновременно закричал младенец. Андио поднял его, прижал к гуди и прошептал:
