— Остаться без наследника, — буркнул Виэльди.
— Наследников он найдет себе сколько угодно, если понадобится, — отчеканил дед. — Мало ли умных и сильных талмеридов? Но ты… Признаюсь: я был против. Когда он подобрал тебя, я был против. Но теперь… Знаешь, кровь — это всего лишь кровь. Куда важнее, что у тебя здесь, — он постучал себя по виску. — И здесь, — он ткнул пальцем в свою грудь. — Тебе решать. Либо ты талмерид и сын каудихо — либо сирота из верийских земель, не знавший родителей. Данеска тебе и так, и так не достанется. Потому реши для себя: кем ты хочешь быть?
Легко сказать: реши. Это лишь кажется, что все просто, потому что выбирать, по сути, не из чего, но как теперь отделаться от мысли о настоящих родителях? Как они умерли? Что если их убили талмериды, когда подавляли очередное восстание? Как он попал к Андио Каммейре? Почему вообще будущий каудихо взял младенца у презренных верийцев? Как смириться с тем, что он, Виэльди, один из этих самых верийцев?!
Столько вопросов — ни одного ответа. Можно спросить у каудихо или у Нердри Каммейра, но пока гордость не позволяет…
— Оставь меня, ладно? Мне надо как-то свыкнуться с мыслью, что я… что отец… то есть каудихо…
— Понял-понял! — сказал не-дед и вскинул руки. — Думай. У тебя есть время до завтра.
Нердри Каммейра вскочил в седло и ускакал к дому. Виэльди, как и хотел, остался в одиночестве.
День перевалил за полдень, а Виэльди все еще бродил по степи и не мог себя заставить вернуться к дому. Дому ли? И как теперь называть каудихо? По-прежнему отцом? Но отец уже не отец, а Виэльди жалкий вериец — сын червяков, копошащихся в земле. Нужно бы с этим смириться, да не получается: до сих пор он думал о себе как о талмериде, а тут вышло, что он приемыш, взятый то ли из милости, то ли от безысходности. Неизвестно, что хуже. Одна радость — вины кровосмешения на нем нет.
Данеска… она еще не знает, надо ей сказать. Она не должна терзаться от мысли, будто проклята из-за связи с собственным братом. Хотя от иных мыслей и сомнений — тех, которые мучат и Виэльди, — ее это не убережет…
Если он пройдет через нужный обряд и сделается сыном каудихо по крови, то не сможет быть с собственной сестрой. Он, правда, и прежде не мог, но почему-то это не останавливало…
Можно отказаться, но тогда он станет никем, а «никто» — не пара дочери каудихо: Андио Каммейра все равно отдаст ее наследнику, ничего не изменится.
Куда ни поверни, всюду тупик, а прокручивать в голове одни и те же сомнения можно бесконечно. Лучше пойти и рассказать Данеске, о чем узнал. Пусть не-отец ее запер, но ведь не сказал, чтобы Виэльди к ней не пускали.
У дверей в комнату Данески, прислонившись к стене, скучал один из воинов: каудихо все же поставил охрану, как и обещал. Завидев Виэльди, стражник выпрямился и бросил на него вопросительный взгляд.
— Мне нужно поговорить с сестрой. Впусти меня… — он запнулся: как же зовут этого воина?
— Я Джето, — стражник улыбнулся.
— Джето, впусти меня, будь добр.
Воин достал ключ и отомкнул замок. Виэльди несколько мгновений помедлил, затем все-таки толкнул дверь и вошел.
Данеска стояла лицом ко входу — неподвижная, бледная; на лице отражался страх, но тут же сменился радостным изумлением, потом беспокойством. Видимо, заслышав скрежет замка, она сперва подумала, будто явился отец, вот и испугалась.
— Виэльди?! Что ты здесь… Зачем?! — воскликнула Данеска и шагнула назад.
— Тише, не кричи, — он приложил палец к губам. — Стражнику лучше не слышать, что я скажу, и что ты ответишь.
— Скажи… — она понизила голос до полушепота, а во взгляде мелькнули любопытство и смутная надежда.
На что?
Незачем тянуть, нужно признаться — и все. Обрадуется ли она? А может, огорчится, узнав, что он приемыш из никчемных верийцев? Ладно, неважно, она все равно должна это услышать…
— Мы с тобой… Я не твой брат. На нас нет вины кровосмешения.
— Что?! — Данеска все-таки не сдержала возгласа, но сразу прикрыла рот ладонью и тихо повторила: — Что?.. — в широко распахнутых глазах читалось недоверие, щеки порозовели. — Как это? Ты… ты бредишь?
— Нет, — Виэльди шагнул к ней, она отступила. — Я сам узнал только этим утром. От каудихо. Оказывается, для этого он меня и искал — чтобы сказать. Знаешь, я даже не талмерид, — он усмехнулся. — Я приемыш из верийцев.
Данеска все еще не верила — или боялась верить? — а Виэльди напряженно следил за ее лицом: кажется, на нем отражались сразу все чувства: радость и печаль, смятение и удивление, злость и отчаяние. Что она при этом думает — не угадать, тем более не угадать, что скажет.
Она ничего не сказала: просто бросилась ему на шею, уткнулась лицом в грудь и замерла. Данеска… Нежная, теплая, прекрасная и любимая! Он обхватил ее за талию и, не удержавшись, приподнял и покружил, вдохнул аромат ее волос — от них снова веяло левкоем.
Данеска тихонько засмеялась, а когда Виэльди опустил ее на пол, она взяла его лицо в свои ладони и осыпала короткими поцелуями.
— Мой любимый… Виэльди! Значит, на нас нет вины. Какое счастье! Мы… значит, мы можем быть вместе, Виэльди!
Последние слова отрезвили — будто он с разбега бросился в ледяную воду. Руки опустились, он отпрянул и, нахмурившись, покачал головой.
