Дети Розы - [6]
Снился ли ему Тобайас? На какой-то момент этот вопрос стал необъяснимо важным. Алекс напряг память, но та немедленно закрылась — так же внезапно и капризно, как ранее открылась. Он потряс головой. А потом услышал, как говорит:
— Что, простите?
— Feu[11]? Спички? — К нему обращалась та самая певица: она успела подойти к его столику и сидела в прежде пустовавшем кресле.
Мендес опустил руку в карман, чтобы достать зажигалку, но вдруг передумал. Женщина склонилась над сигаретой, длинные каштановые волосы скрывали ее лицо, но Мендес, внезапно очнувшись, почувствовал: ей известно, кто он такой, никаких сомнений в этом нет. Он осторожно взял спички со служебного столика. Дал женщине прикурить. Встал. Завтра, решил он, завтра же отправляюсь на юг. Через Камарг[12].
2
Бывало страшно. Да. После отъезда Мендеса случались скверные дни: когда Лялька расплачивалась с таксистом, тот завистливо скосил глаза на ее бархатное пальто, и она дала ему несусветные чаевые; когда злые алчные взгляды сопровождали ее на тихой улице по пути домой. Особенно она ощущала это ближе к вечеру. В сумеречном сыром воздухе улицы окрашивались желтым. В ноябре. Она родилась в ноябре. Иногда на нее накатывала настоящая паника: она чувствовала себя словно занемогшая посреди перелета птица.
Плохо, если тебе исполняется сорок в ноябре. В такую холодину. Иногда ей казалось, что из нее ушла вся кровь. И она дрожала на ветру, пока вокруг не смыкались стены ее тесной прихожей — до чего славно было закрыть за собой плотную входную дверь. Теперь она может задержаться у зеркала, провести рукой по густым прямым волосам, успокоиться, взглянув на свое лицо с такими правильными чертами. Смотри, смотри. У меня желтые глаза, моя кожа все еще упругая, а кости под ней крепкие. Потом она улыбнется и потянется к письмам на полочке под зеркалом.
— Мария, — крикнула Лялька, повернувшись в сторону кухни, — мне кто-нибудь звонил?
— Здравствуйте, это вы, миссис Мендес? — Голос Марии доносился с лестницы на второй этаж. Она стояла на коленях над совком и щеткой и испуганно глядела на Ляльку поверх тяжелых бедер. Лялька сразу увидела разбитую расписную вазу.
— Вы не слышали, как я вошла? Ладно, неважно. Бросьте это, — в ее голосе звучало нетерпение. — Мне что-нибудь просили передать?
Мария тяжело поднялась на ноги.
— Да уж, был один звонок. Мужчина звонил.
— Мария, — Лялька вздохнула, — ну сколько раз можно говорить? Его имя, вы записали его имя?
— Нет.
Лялька постучала по зубам ребром нераспечатанного конверта.
— Звонил мистер Тобайас. Ну зачем мне писать: «мистер Тобайас»? Сказал, что перезвонит попозже. Я вам кофе приготовлю.
Лялька поежилась.
— Спасибо, Мария.
— А еще звонила приятельница ваша, Кейти, — сказала Мария несколько сухо.
Лялька почувствовала, что на ее щеках выступил легкий румянец.
— Я ей перезвоню.
— Ага, она сказала в любое время.
— Да, да. Спасибо.
Лялька опустила лицо, чтобы скрыть расплывшиеся в улыбке губы. Звонка Кейти она как раз и ожидала. И Марии это хорошо известно. Черт бы побрал эту бабу. Она слишком долго у нее работает и знает хозяйку как облупленную. Это невыносимо. Хуже только иметь в доме мужчину. Впрочем, скрывать-то в сущности нечего. Тревога и сумбур в мыслях нарастали.
Лялька сняла пальто и села у окна, выходившего на реку. Она согрелась, но сырое блеклое небо словно вошло в комнату, зажгло багряные пятна на ковре и залило темной кровью китайскую вазу. Обрывки старых разговоров против воли стали проникать в ее сознание.
Доброе, открытое лицо Алекса.
— Тебе одиноко, Лялька? Я вижу, ты подавлена.
— Чушь, — вспылила она. Слишком быстро, вечно она отвечает ему слишком поспешно. И призналась: — Просто не знаю, как измениться. Стать такой, как тебе хотелось бы.
— Но тебе не надо меняться! Что ты такое говоришь. Даже не пытайся.
— Но тогда как нам жить дальше?
В тот день у нее открылись глаза: ответ на этот вопрос мог быть только один. Нет никакой нужды продолжать жить вместе — ни ему, ни ей. И так странно прозвучали его слова утешения:
— Бедная моя девочка, ты никогда не была в себе уверена. Никогда не хотела остаться собой.
— После того, как вышла за тебя? Да ты забыл, совсем забыл, как все было. Я никогда не думала… Никогда не хотела.
— Ты от всего отказалась. Почему? Если б я только мог это понять.
— Алекс, я не изменилась. Изменился ты. Я осталась прежней.
Они говорят в пустоту. Слова все время летят мимо цели, не пересекаясь.
— Безнадежно, — сказал Алекс. — Мы оба произносим монологи. Я сдаюсь. Но разве не этого ты всегда хотела? Ладно, пусть не всегда, но уже давно? Чтобы я оставил тебя в покое? А теперь, когда я уезжаю, ты чего-то испугалась.
— Да.
— И чего же?
— Закончить свою жизнь чудаковатой старухой. — Она все-таки нашла в себе силы улыбнуться. — Которая сама себе противна.
— Себе противна? Ну это тебе не грозит, — сказал он спокойно. — Ты простишь себе все — пока никто не смотрит.
И она его возненавидела: разве она когда-нибудь говорила с ним так безжалостно?
Разве она когда-нибудь говорила с ним так безжалостно.
— Ведь и ты можешь не найти там идиллию, которую вообразил, — сказала она безучастно. — Кто знает? А я мало что требовала.
Держать людей на расстоянии уже давно вошло у Уолласа в привычку. Нет, он не социофоб. Просто так безопасней. Он – первый за несколько десятков лет черный студент на факультете биохимии в Университете Среднего Запада. А еще он гей. Максимально не вписывается в местное общество, однако приспосабливаться умеет. Но разве Уолласу действительно хочется такой жизни? За одни летние выходные вся его тщательно упорядоченная действительность начинает постепенно рушиться, как домино. И стычки с коллегами, напряжение в коллективе друзей вдруг раскроют неожиданные привязанности, неприязнь, стремления, боль, страхи и воспоминания. Встречайте дебютный, частично автобиографичный и невероятный роман-становление Брендона Тейлора, вошедший в шорт-лист Букеровской премии 2020 года. В центре повествования темнокожий гей Уоллас, который получает ученую степень в Университете Среднего Запада.
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.