Дети-крестоносцы - [11]
Дети знакомятся между собою. Тотчас же следуют друг за другом вопросы.
— Откуда вы?
— Мы из Грибело.
— А вы?
— Мы из Крендендорфа.
— Сколько вас?
Спрошенные смущаются, не умея хорошенько пересчитать собственные свои силы.
— Да мы все или почти все. Только вот Франц не пошел да Эрнест, да Яков, да есть еще у нас Эдуард, так тот тоже не пошел, потому что он безногий. А вас сколько?
— Да мы тоже почти все. Только нет Фрица Калеки, да еще четырех или пяти мальчиков. Зато с нами есть еще Амалия. Что будешь делать с девочкой? А впрочем, может быть, и она где-нибудь пригодится.
— Еще бы не пригодилась, — оправдывается Амалия, проталкиваясь вперед круглыми локотками. Я нарочно два раза боролась с Эрнестом и оказалась оба раза сильнее его. Еще бы я не пригодилась.
И все собрание смотрит на Амалию снисходительным и благосклонным взглядом, как бы желая выразить, что она действительно может пригодиться.
Но медлить нечего. Отряды соединяются между собою и идут дальше по знаку, поданному вождями, которые пока еще ничем, кроме знания местности, не отличаются от всех остальных детей и которых никто не утверждал еще в этом высоком сане.
И такие встречи отрядов совершаются не на одной какой-либо луговине или поляне, не в одном каком-либо горном переходе; они совершаются в целых десятках мест, далеко друг от друга разбросанных по округе. Местами, к трем или четырем соединившимся уже отрядам с знаменами из набранных по дороге цветов, присоединяются пятый и шестой, повторяются все одни и те же вопросы, будущие ратники святого дела знакомятся между собою, и полчище из нескольких уже сотен детей всякого возраста, длинною, пестрою и тихою вереницей двигается дальше к заранее уже определенному, но пока неизвестному еще для большинства сборному месту.
IX
Сборное место это отстояло верст на двадцать или на двадцать пять от Кельна и находилось приблизительно в середине тех местностей, куда проникла уже энергическая проповедь воодушевленных проповедников Ганса и Николая. Во всех деревнях, верст на двадцать или на двадцать пять от этого сборного пункта, мысль о крестовом походе детей была уже хорошо известна, благодаря усердной деятельности наших двух маленьких приятелей. Везде мысль эта была встречена дружественно и благосклонно, везде возбуждала живой энтузиазм подрастающего поколения. Оттого-то и стремились, как мы уже видели, в описываемый нами день целые караваны детей к заранее назначенному сборному пункту.
То была большая, окруженная со всех сторон горами, пустынная котловина, находившаяся очень недалеко от шумного Рейна, но не прилегающая близко ни к какому селению, не лежащая ни на каком пути и, благодаря горным выступам, вполне защищенная от всяких человеческих глаз.
Сюда-то, перед наступлением вечера, начали приходить отряд за отрядом. Одни отряды приходили с горных вершин, другие пробирались оврагами со стороны реки, третьи выделялись перед входом в котловину из лесной опушки. Словом отряды детей собирались в котловину со всех сторон. Было уже поздно, когда явились последние отряды, пришедшие из самых отдаленных от назначенного сборного пункта местностей.
Солнце уже совсем закатилось, и луна своим белесоватым ярким светом серебрила всю окрестность. Вся котловина кишела детьми. Всюду в лучах серебристого света видны были черные как смоль, белые как лен, русые и золотистые детские головки. Котловина находилась далеко от человеческого жилья; сюда не могли заглянуть ненароком ни пешеход, ни конный, а потому детская робость здесь почти всецело уничтожилась, а детская смелость все больше и больше вступала в свои права. Голоса, молчавшие или говорившие тихо в течение всей почти дороги, здесь начали раздаваться все сильнее и сильнее; по временам раздавался звонкий смех и веселые восклицания, еще чаще слышны были стоны и оханья: дети, не привыкшие к столь большим переходам, были утомлены, жаловались на усталость, натертые мозоли, ушибы, полученные при падении и т. п. Общее настроение не теряло, однако, тем не менее, своей бодрости. Дети сидели или лежали на земле группами, не составляя еще цельного и сколько-нибудь объединенного воинства.
— Где же Николай? Где же Ганс? — спрашивали дети то в той, то в другой группе? — Что же не видим мы их до сих пор.
— Когда же вы нам покажете Ганса и Николая? — спрашивали те из пришельцев, которые не видали еще в глаза юных провозвестников нового крестового похода и знали о них только понаслышке, по многочисленным рассказам, ходившим о них во всем околотке, — рассказам, которых мимоходом будь сказано, не ведал до сих пор ни один еще взрослый и которые составляли свято хранимую детскую тайну. Провозвестники крестового похода детей еще не показывались.
Вдруг раздался пастуший рожок, и на одном из выделяющихся горных утесов, сажени на две выше уровня котловины, обрисовались две небольшие детские фигуры. Невольно все детские головы обратились к тому месту, откуда раздались призывные звуки. Луна, только что выплывшая из облачка, тоже как бы направила серебряные лучи свои к тому же самому месту, и лица и одеяния стоящих на возвышении сделались ясно и отчетливо видны.
«„Уясните мне, ради самого неба, методу, – если только вообще в данном случае существует метода, – при посредстве которой вы так чудодейственно постигли и разгадали мою душу?“ – с такими словами обращается одно из действующих лиц рассказа „Убийство в улице Морг“ к главному герою – сыщику-любителю Дюпэну, в котором в известной степени автор наш изображает самого себя. Поводом к такому восклицанию явилось следующее приключение…».
«Счастлива участь критика, желая ему приходится им?ть д?ло съ такимъ произведеніемъ художественнаго, творчества, которое не только вполн? соотв?тствуетъ готовымъ, уже сложившимся эстетическимъ требованіямъ, но развиваетъ и распространяетъ самыя эти требованія, ломаетъ и расширяетъ т? готовыя рамки, по которымъ привыкли мы судить и оц?нивать изящное. Критикъ, въ этомъ случа?, не преподаетъ уже только, какъ это часто бываетъ, давно изв?стныя уроки свободному творчеству, но самъ является въ качеств? его участника, вдохновляется имъ и поучается, и ему остается только перелагать порывы свободнаго генія въ строгую мысль о формахъ прекраснаго, его сущности и значеніи.
Лакский писатель Абачара Гусейнаев хорошо знает повадки животных и занимательно рассказывает о них. Перед читателем открывается целый мир, многообразный, интересный. Имя ему - живая природа.
Главные герои рассказа Зинаиды Канониди это два мальчика. Одного зовут Миша и он живет в Москве, а другого зовут Мишель и он живет в Париже. Основное действие рассказа происходит во Франции начала 60-х годов прошлого века. Париж и всю Францию захлестнула волна демонстраций и народных выступлений. Эти выступления жестко подавляются полицией с использованием дубинок и водометов. Маленький Мишель невольно оказывается втянут в происходящие события и едва не погибает. Художник Давид Соломонович Хайкин.
Зорро – из тех собак, которых с самого раннего детства натаскивают быть ищейками. Он послушный, тихий, предельно внимательный – а главное, он может учуять человека даже в глухом лесу. Или под толщей снега. Спасать попавших в беду для Зорро – не только работа, но и наслаждение. И первым, кто выразил псу благодарность, стал Лука – 19-летний сноубордист, которого в один злополучный день накрыла лавина. Лука не просто благодарен Зорро – глядя на его ежедневные подвиги, парень решает изменить жизнь и стать профессиональным волонтером «Альпийской помощи».
В книгу вошли две повести известного современного македонского писателя: «Белый цыганенок» и «Первое письмо», посвященные детям, которые в трудных условиях послевоенной Югославии стремились получить образование, покончить с безграмотностью и нищетой, преследовавшей их отцов и дедов.
Эта книга о людях, покоряющих горы.Отношения дружбы, товарищества, соревнования, заботы о человеке царят в лагере альпинистов. Однако попадаются здесь и себялюбцы, молодые люди с легкомысленным взглядом на жизнь. Их эгоизм и зазнайство ведут к трагическим происшествиям.Суровая красота гор встает со страниц книги и заставляет полюбить их, проникнуться уважением к людям, штурмующим их вершины.