Деревянные волки - [13]

— А не пора ли нам что-нибудь для сугреву? Да, это вам, сударыня, — Жора протянул Татьяне пять огромных белых лилий.

— Спасибо. — Чуть запрокинув голову, она поднесла их к лицу.

Я увидел, как блеснули ее глаза, — и мне почему-то стало страшно. Может быть, потому, что дарение цветов — это маленькое жертвоприношение. Еще недавно они были живые, а женщина, ничего не понимающая в жертвоприношениях, ничего не помнящая далее своих прожитых лет, вдруг случайно, на секунду, сорвалась в глубину своего подсознания — и я увидел это.

В это время Сашка прижал обе руки к животу и присел.

— Тебе плохо? — спросил Жора.

— Немного. Я пьяный, меня тошнит, я пойду спать.

— Съезди в Ригу, — посоветовал Славик, — сразу станет легче. Тренироваться нужно.

— Хорошо, спасибо, спокойной ночи, — ответил Шурик и побрел в свою палатку.

Я тоже пошел следом и прилег в дальнем углу в темноте. Я был уверен, что Сашка в это время думал о сегодняшнем дне, о Татьяне, которую он совсем не знал еще несколько часов назад, и сейчас ему, наверное, очень не хотелось, чтобы она смеялась там, у костра, чтобы она пила вместе с ними, чтобы кто-то смотрел на нее.

— Я хочу, чтобы она пришла ко мне, — вдруг сказал он.

Кому он сказал это? Не мне ли? Может быть. Все может быть — я тоже верю в чудо. И я совсем не удивился, когда Танька пришла в палатку. А может быть, не удивился только потому, что сначала по запаху понял, как она приближается к нам.

— Кто здесь? — шепнул Шурик, который ничего не понимал в запахах.

Но вместо ответа — левая рука на его щеке.

— Зачем ты здесь? — тихо спросил он.

— Ты сам этого хотел.

— Я? Это неправда. Это неправда. Я спал.

— Ты и сейчас спишь. Спи, — шепнула она, — а завтра проснешься весь в моих морщинах.

— Я согласен.

— Ты или щедрый, или пьяный.

— Пьяный и щедрый. — Он обнял ее и прижал к себе, зубами оторвал пуговку на ее рубашке, выплюнул ее в темноту, в мою сторону.

— Ах, так вы еще и азартны, — шепнула она.

— Я любой, каким вы только пожелаете меня видеть. Сейчас я тоже человек без возраста и даже без мозгов.

Как бы для приличия я уж было собрался выйти из палатки, хотя очень, очень заманчиво подсмотреть чью-то первую ночь, но в этот момент луч фонарика пробежал по палатке.

— О Боже! — Татьяна освободилась от Сашкиных рук и перевернулась на другой бок.

Вскоре показалась рука с фонариком, а потом и сам Славик:

— Таня, Тань, ты что, ты уже спишь? Ты спать сюда пришла или даже приехала? Тань, вставай, — он стал тормошить ее за плечо, — магнитофончик включили. Потанцуем, когда еще такое будет? Праздник души.

— Да иди ты к черту, я спать хочу.

— Тань, Жора обижается. Шампанское еще не пили.

— Пошел бы ты понырял, а?

— Тань, если не пойдешь, до утра над тобой стоять буду.

— И как вам хочется еще какие-то танцы устраивать. Выключи свой прожектор, глаза мне испортишь. Иду я, иду.

— Понял, не дурак. — Он выключил фонарик и в темноте вылез из палатки.

Татьяна снова повернулась к Сашке — но это была уже другая женщина. Она поцеловала его в губы:

— Я скоро вернусь, не обижайся.

После ухода Татьяны Сашка еще долго ворочался с боку на бок, засыпал, просыпался, шарил в темноте руками и снова засыпал.

Утром, когда он проснулся уже по-настоящему, возле себя увидел Славика, который спал, широко раскрыв рот, за ним в спальных мешках Ольга и Татьяна — с самого краю. Волосы ее легли на лицо и были видны только бровь и губы.

Жора возился у костра.

— Привет, — сказал Сашка, когда вылез из палатки.

— Привет, как спалось?

— Нормально.

— А я и не ложился. Уху сварил.

— У тебя ж удочки не было.

— Зачем удочка, если есть деньги. — Жора хмыкнул и улыбнулся. — Берешь три рубля и ловишь рыбака, который ловит рыбу. Все очень просто. Учись, ты еще будешь меня вспоминать. А те дни, которые мы потом не помним, — это не жизнь, а существование. Я из своих сорока семи, дней двадцать, может быть, и помню.

— Ты учился в политехе? — спросил Александр.

— Нет, Татьяна училась, а я дружил с ее мужем. Живем в соседних домах. Он на машине разбился шесть лет тому назад. А два года назад у нее еще и сын утонул, в третьем классе учился. Как люди живут после этого, я бы спился давно.

— И с тех пор она одна? — как бы между прочим, спросил Сашка.

— Одна. — Жора, прищурясь, посмотрел на него. — Что-то мне не нравится твой интерес, дружок. Хочешь, чтобы тебя усыновили?

— Хочу.

— Хотеть не вредно. Попробуй, может, у тебя получится. — Он саркастически хмыкнул. — Может быть, тебе отдастся. Потом будет о чем вспомнить.

— Дурак ты, дядя Жора.

— Сам ты дурак. Вижу я. Ты голову повернешь — я знаю, о чем ты подумал. Даже могу догадаться, что сегодня ты сделал ро-о-бкую попытку стать мужчиной.

— Псих-о-лог, — ответил Сашка. — Пойти искупаться, что ли?

— Холодно сегодня, — сказал Жора, как будто только что они говорили о погоде. Посмотрел вверх, прикусив нижнюю губу. — Наверное, к вечеру будет дождь.

— Пусть будет. — Сашка развернулся, чтобы уйти к озеру.

— Сань, слышь, представь себе бизнес, — остановил его Жора. — Представь, если бы кто-то умудрился создать такую систему, при которой все первые брачные ночи снимались бы на пленку и хранились бы в фильмотеках, и просмотр — за большие бабки. Вот, например, ты заработал большие деньги, пришел в заведение и говоришь: «А подайте-ка первую брачную ночь Надежды Константиновны». А тебе говорят…