Деревянные волки - [15]

Проснулась Ольга. Скривив одну сторону лица, одним глазом покосилась на Татьяну с Шуриком, спросила: «Сколько время?» — и вклинилась в их разговор.

— Воркуете? Ну-ну. Пойду-ка я ко сну.

Не знаю почему, но в это время мне хотелось скривить ей такую морду — чтобы она не поняла, снится ей это или все наяву.

— Нет, пойду-ка я сполосну фейс, — добавила она. Медленно поднялась, еще раз бездумно посмотрела на всех, кто был у костра, и пошла к озеру.

Пока Сашка взглядом провожал Ольгу, Татьяна успела тихонько встать и уйти в машину. Она уселась на заднем сиденье, обхватив колени руками, как маленькая девочка.

Вдруг обнаружив, что Татьяны рядом нет, Сашка вскочил и побежал к машине.

— Тань, ты чего? Не плачь.

— Я не плачу. Уйди. Я тебя очень прошу — уйди. Оставь меня. Уходи.

Ничего не понимая, Сашка ушел к костру.

Накрапывал мелкий дождь, это были скорее не капли, а почти невидимые водяные нити, и ветер срывался иногда, «укладывая спать» полуобморочное пламя костра.

Славика, как бревно с четырьмя сучками, Сашка перетащил в палатку и уложил возле Ольги, которая уже успела «сполоснуть фейс», опохмелиться и уснуть.

Транспортировать Жору таким же способом было делом нереальным, его можно было только «перекатить», но после Сашкиной первой такой попытки он проснулся, сделал длинный-длинный выдох со стоном и обхватил голову двумя руками.

— Башка трещит. Хорошо, что пьяный еще. Был бы трезвый — она бы лопнула. Все на месте?

— Все, — коротко ответил Сашка.

— Хорошо. Что вспомнил еще. Как это я забыл. Короче, наш Остап Ибрагимыч домой еще не вернулся.

— Как это не вернулся?

— Очень просто. Как в учебнике — из пункта «А» вышел, а в пункт «Б» еще не пришел. Я, между прочим, к нему заезжал — хотел на праздник пригласить. Не такой уж я хреновый, как тебе кажется. Но Ибрагимыч домой не возвращался, а мы вернемся. И еще что скажу: меня два часа не трогать, я победил — мне положено. И Таньку не трогай, трогай Ольгу, ей все равно, и тебе должно быть все равно. Выплесни в нее свою дурь и сразу поймешь, что все в этой жизни гораздо проще. А Танька, между прочим, жена Остапа, так что лучше с ним не связывайся. И со мной тоже.

— Как это жена? — удивился Сашка. — Ты же говорил, что ее муж на машине разбился, что сын…

— Ты кто, следователь? — оборвал его Жора. — Пошел бы ты со своими вопросами…

Опустив голову, Сашка ушел к озеру, и если бы не дождь, — не известно, куда бы он побрел. Через некоторое время Сашка вернулся к машине и сел на переднее сиденье. Татьяна спала, свернувшись калачиком, а может быть, притворялась.

Я почему-то был уверен, что он чувствовал малейшее ее движение у себя за спиной, что мысленно он разговаривал с ней, что ждал, когда она «вдруг» прикоснется к его шее губами или руками.

К полуночи все были в машине. Лил такой дождь, что казалось, не тучи, а целые озера проплывали над нами.

Жора — после того, как пришел в машину, — еще долго сидел, положив руки и голову на руль, а потом с хрипотцой в голосе произнес:

— Ну, господа и дамы, праздник окончен. Пора под крышу.

— Мне лично под «крышку» еще рановато, — как бы пошутил Славик.

— Не каркай, лучше спой про железную дорогу.

— И по ту-ундре, по железной дороге, — моментально включился Славик, — где мчит курьерский Воркута — Ленинград, мы бежали с тобою…

Я не мог дождаться, когда тронется машина и на скорости хоть чуть-чуть выдохнется этот зловещий перегар, этот запах тысячу раз проклятого людьми какого-то «зеленого змия». Это был уже не запах водки, «водочка пахнет вкусно».

Было уже далеко за полночь, когда мы въехали в знакомый переулок. Изрядно попортив дороги, дождь к тому времени уже успокоился.

Окна в доме бабы Иры светились.

— Ждет старушка, — мечтательно сказал Славик. — Привыкла к нам. А мы сейчас мокрые, как из разведки — с двумя языками.

— Я из машины никуда не выйду, слышишь, — Татьяна толкнула Жору в плечо. — Мы так не договаривались. Мне нужно домой.

— Если я даже очень захочу, то у меня ничего не получится, потому что бензин на нуле, потому что я пьяный и потому что дорога, сама видишь, какая. — Он заглушил машину. — Это во-первых, а во-вторых, никто нас уже не ждет, посмотри, как окна светятся.

— Как они светятся? Как? — засуетился Славик.

— Очень просто, там свечи горят. Нет старушки, умерла, я шкурой чувствую.

Хоть у меня и не было шкуры, но я уже тоже чуял запах свечей.

— Да она еще нас переживет. — Славик опустил стекло. — Может быть, и горит свеча, может, бабулька наши грехи замаливает.

— Ладно, сидите здесь, я узнаю. — Жора вылез из машины и направился в дом.

Сашка пошел следом.

Маленький, почти детский гробик стоял на двух зеленых табуретках. Лицо бабы Иры было удивительно спокойным, лишь венчик с изображением Христа еле заметно шевелился от колебания воздуха, и «передвигались» тени морщин от «языческой» пляски пламени свечей.

Под стеной на лавке сидели три старушки, как в очереди к врачу. В одной из них я вдруг узнал бабу Аню, но сразу же успокоился, когда понял, что ошибся. Старушки перешептывались иногда, вздыхали, качали головами.

— Когда она? — спросил Жора.

— В субботу вечером. Села на лавку, закрыла глаза и померла, всем бы так. Счастливая.