Деревянные волки - [14]

— А мне говорят, — оборвал его Сашка. — «Не было еще тогда кино, молодой человек».

— Ну ладно, согласен — не было. Ну, например, — не успокаивался Жора, — прихожу я в фильмотеку и говорю: «А подайте-ка мне кино про моего друга Шурика…».

— Не смешно.

— А мне в ответ: «Приходите через годик, мужчина. Пока такого кина нету». Теперь смешно?

— Очень смешно. — Сашка снова развернулся и пошел к озеру.

— Сань, слышь, — Жора догнал его и сказал шепотом: — Ну, скажи, сколько бы ты заплатил, чтобы посмотреть кино, например, про Таньку?

— А теперь не смешно. — Сашка не останавливался.

— Кто его знает, может, и не смешно. — Жора не отставал ни на шаг. — А вот если бы про меня — это был бы «Фитиль», я бы сам месяца три бесплатно работал, чтобы сейчас такое кино посмотреть.

Сашка остановился:

— Все, мне это уже неинтересно.

— А зря, очень даже зря. Классная тема. Представляешь?

— Не представляю.

— Ну ладно. — Они разошлись в разные стороны. Жора продолжал говорить сам с собой. — Как же вы можете это представить, дорогой товарищ, если вы этого ни разу не видели? Вот про Дарью Кулакову…

Залезать в воду Сашка передумал. Оглядываясь иногда в сторону палатки, он пошел по берегу.

Дул легкий, чуть колючий ветерок. Когда пряталось солнце, озеро меняло свои краски и настроение. Издалека костер казался тусклым и бессильным, как будто за ночь потерял все свои качества — днем это было просто то, на чем можно варить уху.

Часа два мы бродили вокруг озера, а когда вернулись — все уже сидели у костра, Славик был довольно-таки пьян; он что-то громко рассказывал, размахивая руками, как фокусник, Ольга спала, положив голову ему на колени. Жора ковырял маленькой отверткой в магнитофоне. А Татьяна даже не подняла головы, когда Сашка поздоровался. Длинной веткой орешника она передвигала недогоревшие головешки к огню.

— Слава КПСС, наливай! — скомандовал Жора. — Есть повод выпить, пропажа вернулась.

— О, другой разговор, только можно без КПСС, просто Слава. — Он сделал попытку посадить Ольгу, но она сопротивлялась, отмахиваясь руками: «Не хочу, я спать хочу, никуда я с тобой не пойду, старая вешалка».

— Пусть спит, — тихо сказала Татьяна.

— Пусть. — Славик встал. Пренебрежительно посмотрел сверху. — Голубка моя шизокрылая.

Отложив магнитофон в сторону, Жора тоже встал, поставил на огонь котелок с ухой и посмотрел на Татьяну:

— Напиться, что ли?

— Напейся, — ответила она, не поднимая головы.

— Спасибо. Слава, наливай, я вызываю тебя на соцсоревнование.

— Как вчера?

— Как сегодня — один к двум.

— Водки не хватит, — буркнул Славик. — Потом нырять?

— Хватит. Наливай. Если ты проиграешь — значит, пили за твой счет. Если я — весь банкет за мой счет. Первую «учебную» — всем. — Жора посмотрел на Сашку: учись, мол, студент, как нужно жить и работать.

— Первую всем, — повторил Славик, — я знаю, я тоже служил в гусарах. Слышь, Тань, служил я однажды в гусарах.

— За любовь, — сказал Жора, подняв стакан выше головы. — Пусть она вспоминает иногда, что где-то есть мы.

— Пусть вспоминает, — повторил Славик.

«Соревнование» длилось часа два.

Меня уже и самого подташнивало от запаха водки. А когда-то даже мечтал сам попробовать — и чего они в ней нашли?

Жора пил вдвое больше, как и было условлено. Сначала они много ели и много говорили, в конце тосты стали короче, а промежутки между наливаниями длиннее. Последнюю дозу Славик принимал лежа.

— За тех, кто в морге! — Он выпил половину, а остальное вылил на землю, перевернув стаканчик. — Все! Я м-о-мо…

— Мокрый?

— Я мо-о-ортвый, — еле выговорил он и уткнулся в брезент.

Еще минут двадцать он разговаривал сам с собой, пытаясь поднять голову, и пел: «…забинтуйте мне горло железной дарогай, в изголовке по-овести галубуюю зизду…».

Жора пересел поближе к костру. Обхватив колени руками, долго бездумно смотрел в огонь и в той же позе опустился на правый бок. Потом долго икал, вздрагивая всем телом, и трудно было разобраться, спит он или нет.

Время тянулось медленно. Татьяна помыла посуду, убрала со «стола» и снова присела у костра.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— Я не хочу думать, — ответил Александр. — День какой-то бестолковый, лучше б работали сегодня.

— Нужно просто к этому привыкнуть. Иногда год пройдет, оглянешься — а он весь, как сегодняшний день. Праздник души, как сказал Славик. — И добавила: — Ты не думай обо мне плохо, хорошо?

— Хорошо. — Он прикоснулся к ее руке. — Не думаю, честное слово. Мне, наоборот, с тобой хорошо, с тобой тепло.

— Это потому, что костер рядом.

— Нет, не потому, — лепетал он, — совсем не потому. Мне кажется, что ты не можешь сделать зла, хотя и называешь себя ведьмой.

— Я не могу? — Она засмеялась чужим, звонким голосом. — Боже, какой ты глупенький! Скажи честно, ты в любви объяснялся когда-нибудь?

— Я? Нет. Не успел еще. Если я кому-нибудь объяснюсь…

— Стоп! Не надо. Не говори дальше.

— Почему? — Он посмотрел на Жору.

У меня тоже было такое ощущение, что он не спит и все слышит. А может, не спят все, все притворились спящими, чтобы подслушать этот разговор.

— Почему? — переспросил Сашка.

— Потому что завтра будет стыдно за эти слова, — ответила она. — Может быть, не завтра, может быть, когда-нибудь потом, когда тебя десять раз обманут. — И добавила совсем некстати. — Представляешь, ты — в моем возрасте, а я — совсем старушка. Нет, прости, все не о том. Не слушай меня.