— Да, тётечка, благодарю вас.
Или:
— Нет, тётечка, благодарю вас.
Он целовал ручки всегда у обеих; если одна была в одной комнате, а другая где-нибудь на противоположном конце дома, то он, поблагодарив одну за полученный финик, непременно разыскивал другую, целовал ручку и говорил, как заведённая машина:
— Благодарю вас, тётечка, я финик получил.
В определённости его отношений к тёткам чувствовался будущий юрист. Он не разговаривал с ними, а точно давал показания или допрашивал их. Строгая логичность мысли всегда вела его по прямой дороге, без малейших уклонений в сторону; когда он вежливо спрашивал лакея: «Не знаете ли вы сколько градусов сегодня на термометре» или: «Скажите, что за окном в угловой?» — в этом вопросе чувствовался будущий прокурор, спрашивающий свидетеля:
— Что вам известно, свидетель Мокрицын, по делу об отравлении мещанки Порлючиновой?
Когда мальчик отвечал урок по закону Божию, он совсем читал протокол судебного следствия.
— «…Тогда Ной, желая удостовериться в том, насколько сбыла вода, выпустил голубя. Когда голубь воротился в ковчег, ему стало ясно, что птица не нашла себе места для жительства, и, переждав некоторое время, снова выпустил её. Птица вернулась с веткой: несомненным доказательством, что появилась растительность. Тогда, переждав ещё некоторый срок…»
Священник, дававший ему уроки, был очень доволен ясностью его изложения и говорил своим духовным дщерям:
— Логика у вашего Толи не оставляет желать ничего лучшего, а любознательность его знаменует острый ум и способности недюжинные.
Иногда Толя допрашивал священника:
— А какое право имел фараон удерживать евреев в Египте, если они этого сами не хотели?
Отец Пётр вздыхал.
— Мало ли чего кто не хочет. За Фараоном было право сильного.
— А отчего же Моисей не обратился к посредничеству Ассирии или Греции? Он имел вполне на то право?
«Острый ум, обострённый чтением газеты!» — думал законоучитель и часто становился в тупик перед бойкостью ученика, который хотел выискать логические выводы там, где надо было воспринять факт без всякого раздумья.
— И на пользу такой ум, и может быть на вред, — говорил сёстрам отец Пётр, — остерегайтесь!
По всем наукам Толя учился хорошо. Учителя к нему ходили на дом. Он усердно занимался, да и способности у него были действительно хорошие. Рос он один, без товарищей, и единственной его подругой была девочка Саша.
Саша не была в числе прислуги тёток. Она была дочь сторожа с соседнего двора. Соседний двор принадлежал какому-то богатому фабриканту и там были сложены старые ржавые трубы, котлы и колеса. Всё это громоздилось батареями и бастионами, и их горы превышали каменную ограду сада. Когда Толя ещё был совсем маленьким мальчиком, он с особенным наслаждением и тайным страхом смотрел на эти громоздившиеся чугунные массы, и они ему казались сказочными чудовищами. Он пробовал, потихоньку от тёток, взбираться на ограду, чтобы узнать, что там делается, на соседнем дворе. И он узнал, что двор огромный, что там бесконечное множество этих чугунных предметов, что там живёт белая, лохматая собака и маленькая белокурая девочка. Девочка всегда была во дворе, и только когда шёл дождь, скрывалась в деревянную сторожку её отца, приткнутую у самых ворот серенького забора, выходившего в глухой переулок.
— Как они не боятся жить без прислуги? — думал мальчик. — Такой большой двор, — там должно быть там страшно, особенно ночью при луне; там могут между труб водиться змеи и жабы; там, может, живут разбойники. А девочка лазит по этим трубам, и весела, и всегда что-то напевает?
Один раз Толя сидел со старшей тёткой в саду и читал ей вслух какую-то длинную сказку, написанную длинными стихами. Они сидели под липами, только что опушившимися весенними листьями. Тётка усиленно сморкалась и куталась в мягкий платок, хотя было почти жарко. Против них, за кустами, белела стена ограды, и дальше — чернели трубы. Тётка рассеянно поводила глазами кругом и вдруг с удивлением остановила их на неожиданном явлении. На голубом, слегка зеленоватом фоне неба, по которому клочьями плыли обрывистые облака, легко и ясно обрисовывалась фигурка белокурой девочки, в синем платьице, с розовой, ленточкой в волосах. В руках у неё был кусок ситника, и она с удовольствием его жевала. Её синие глазки смотрели на старуху и на мальчика, без страха, но с любопытством.
— Тебя как зовут? — вдруг спросила Варвара Павловна, прервав чтение.
— Сашей, — откликнулась сверху девочка.
— А кто твой отец? Василий-кузнец?
— Василий-сторож. Он сторожит Масловский двор.
— А твою мать как зовут?
— Мамка в земле. Как родила — померла.
Последняя фраза как-то странно прозвучала у ребенка. Тётка перевела глаза на племянника. Ведь и у того мамка «как родила, так и померла».
— А братья и сестры есть у тебя? — спросила старуха.
— Не. Я одна у тятьки.
— А ты тятьку любишь?
— Известно, люблю.
Тема для разговора иссякла.
— Ты вот что, — начала опять Варвара Павловна. — Ты скажи отцу, чтоб он к нам зашёл, у меня к нему дело.
— Ладно, — отозвалась Саша. — Я пока посторожу.
— Что ты посторожишь?
— Чтоб котлы не украли.
Старуха засмеялась.
